Нам выдали лопаты, ведра, мы таскали землю и песок… Так и сдружились все — почти под землей, как у Горького — на дне. Именно там я познакомился с теми, с кем дружу до сих пор: Валерией Рижской, Сережей Минаевым, Аркашей Насыровым, Мартой Французовой, Виктором Новиковым, Колькой Зыкиным… Он после первого семестра ушел, потому что был двоечником и учиться не особенно хотел — может, по блату поступил… не знаю. Во всяком случае, и Колька до сих пор в моей памяти. Если он читает эту книгу — очень надеюсь, что ты жив-здоров, Коля Зыкин.
Пришло время сообщить родителям о моем поступлении. Телефонный звонок — не вариант, мобильников тогда не было. Чтобы позвонить, надо было бежать на Центральный телеграф, ждать там час-полтора-два, когда тебя соединят с городом Коряжма… И я решил сделать по-другому, не будь я Песковым! Я взял билет домой и дал телеграмму, что возвращаюсь такого-то числа таким-то поездом. Подъезжаю к Коряжме с трепетом, с необыкновенным чувством гордости перед отцом — я сдержал обещание, поступил. Но надо же создать интригу, я без этого не могу — я же хулиган, Водолей.
Приезжаю с кислой мордой, чуть ли не со слезами на глазах, с цветами для мамы, в какой-то соломенной шляпе, помню… Меня встречает отец и везет домой. Спрашивает: «Ну как?» Я молчу как партизан. «Ну ты скажешь что-нибудь?» — Молчу. Приезжаем домой — я выдержал паузу по Станиславскому и только тогда признался, что поступил. Меня, конечно, обняли, расцеловали и, по-моему, с этой минуты стали мной еще больше гордиться.
Конечно, на начало первого в моей жизни учебного года в цирковом училище мама поехала со мной.
«27 августа к 10 часам утра надо было явиться в училище. Приехали, подходим к педагогам — они с Сашей здороваются, обнимаются, как родные. Я смотрю и думаю: «Какие хорошие учителя, как любезно встречают!»
Потом пошли в общежитие. Там было собрание. Оказалось, я — единственная мама, которая приехала провожать своего сына на учебу. По этому поводу меня посадили в президиум. А студенты — в зале, на стульчиках.
Директор училища меня поприветствовал, похвалил, что приехала. А то как это так, ребята отучились четыре года, а родители даже не знают, где они живут, как учатся.
1 сентября всех собрали на торжественный митинг, посвящение в студенты. На манеже накрыли большой стол, на одном его конце лежала куча гладиолусов. Зачитали приказ о выпускниках, а потом — о зачисленных студентах. В тот момент, когда директор сказал, как много было абитуриентов, 252 человека на место, я заплакала… Эту цифру не забуду никогда.
Рядом со мной сидел мужчина, видимо, работник училища. Спросил, кто у меня, я сказала — сын. Когда приказ зачитали, ребятам начали вручать студенческие билеты и дарили гладиолусы. Когда вручали Саше, я показала этому мужчине — вот он. А у самой слезы текут, не знаю почему. Я тогда подумала: «Значит, мой сын для чего-то годен, раз такой конкурс прошел…»
А мужчина мне отвечает:
— Да, хороший у вас сын, одна походочка чего стоит…
Сроду мне не забыть этого».
Вот так я поступал в цирковое училище. Тогда я еще не признался Рутбергу, что я учился по его книгам, тогда я еще не сказал Жеромскому, что я его видел по телевизору. Я не имел никакого права сказать Елизарову, что у меня есть его открытка, которая до сих пор хранится у меня в архиве, с подписью «Великому миму, Анатолий». Сейчас у меня даже есть совместное фото с ним — с очередного выпуска училища. Но я до сих пор почему-то не сказал ему об открытке. Надо успеть взять автограф. Мы же все рано или поздно уходим. Надо успевать, ребята.
«Саше Пескову, будущему клоуну…» (Юрий Никулин)
1980 год. 100-летие Цирка на Цветном бульваре. Все билеты на представление проданы, попасть туда невозможно. Но нет ничего невозможного для студента циркового училища. Мы проникали в цирк отовсюду: лезли через заборы, находили какие-то хитроумные лазейки… Но я решил идти своим путем, как, впрочем, всегда. Встал у служебного входа, думаю, ну все равно ведь, кто-нибудь да пройдет из знаменитых, а там буду действовать по ситуации. И только я так подумал — подъезжает машина и из нее прямо на меня выходит Олег Константинович Попов. Я тут же к нему, с улыбочкой, как старый знакомый (потом, через много лет, мы с ним действительно подружимся, и он будет слать мне фотографии из Германии):