Слова Розали привели мужчину в ярость, и он вдохнул так глубоко, что у него заболела грудь.
Да, сначала у меня на уме действительно был один лишь секс, но сейчас…
Сейчас этого недостаточно.
Арик нахмурился.
– Ты довольно невысокого мнения обо мне и мужчинах вообще, если думаешь, что нами движет одна лишь похоть. Разве за то время, которое мы провели вместе, ты так ничего обо мне и не узнала? Разве не видишь, у меня на уме не только секс? – яростно прорычал он, вцепившись в перила балкона так, что костяшки пальцев побелели.
Неужели она столь невысокого мнения обо мне? Это оскорбительно.
Арик вспомнил разговор двух сплетниц, услышанный им на приеме.
– А может, все дело в тебе? Может тебе претит одна мысль об интимной близости с мужчиной, о доверии? Это так, Розали? Ты боишься того, что может произойти, если ты откроешь свою душу? – Его глаза неистово сверкнули.
– С отцом Эми было именно так? Ты сказала ему, что тебе нужен от него только секс?
Розали вскрикнула, словно от боли. Ее глаза расширились от возмущения, и Арик пожалел о своих словах. В нем говорило разочарование. Он еще никогда не испытывал столь безудержной ярости и сейчас вымещал ее на Розали.
Молодая женщина безвольно прижалась к перилам, словно у нее подкашивались ноги, и Арик подошел к ней, готовый поймать ее. Но его остановила ее вытянутая рука.
– Нет! Не надо! – Розали замотала головой. Даже в вечерних сумерках Арик видел боль в ее напряженных чертах.
– Возможно, ты прав, – наконец произнесла она каким-то чужим голосом.
– Возможно, вся проблема действительно во мне, но насчет отца Эми ты ошибаешься. Все было совсем не так.
– Я знаю, Розали. Я…
– Ты не можешь знать. Ты даже понятия не имеешь… – Она судорожно вдохнула.
– Но я расскажу тебе. Говорят, признание облегчает душу, не так ли?
Часть его хотела заключить ее в объятия, сказать: не нужно копаться в прошлом, если это причиняет боль. Но Арик промолчал, ведь другая, менее благородная его часть хотела знать все. Даже, несмотря на то, что Розали теперь была для него недосягаема, и одно ее присутствие являлось тяжелым испытанием для его самообладания.
– Несколько лет назад я покинула родной дом и переехала в Брисбен, – начала Розали безжизненным тоном.
– Я накопила достаточно денег, чтобы поступить в художественную школу. Мне не платили стипендию, но я работала на неполную ставку и снимала маленькую квартирку. Я мечтала стать известной художницей… – Ее подбородок дрожал, и при виде ее страданий у Арика защемило сердце. – Наверное, тогда я была слишком доверчивой. Я принимала все за чистую монету и так много трудилась, что на остальное у меня не оставалось времени… – Она сделала длинную паузу, и Арик подумал, что она не продолжит свой рассказ.
– У меня даже никогда не было серьезных отношений с мужчиной. Интерес к противоположному полу развился у меня поздно… – Розали невесело улыбнулась.
Арик с трудом удерживался от того, чтобы не обнять ее. В ее голосе слышалась горечь.
– Затем, на втором семестре, я познакомилась с молодым человеком, – Розали вздохнула.
– С ним все было по-другому. Он даже смотрел на меня как-то иначе, заставлял чувствовать себя… особенной.
Арик мысленно обругал себя за то, что пробудил в ней эти воспоминания. Ему было больно слышать о ее любовниках, однако он хотел знать о Розали все.
– В один прекрасный день он пригласил на свидание. Тем вечером он собирался на вечеринку и хотел, чтобы я пошла с ним… – Ее дыхание участилось.
– Это был большой двухэтажный особняк. Прежде я никогда не бывала в подобных местах. Так много комнат… И повсюду люди. Крики и громкая музыка. Молодежь развлекалась на полную катушку.
Подойдя ближе, Арик заметил, что ее дыхание стало прерывистым, отчего тон голоса изменился.
– Розали, ты не обязана…
– Я взяла бокал с коктейлем и вышла на балкон. Там толпился народ. Мы говорили об искусстве, строили планы на будущее… Это было здорово, – ее голос внезапно оборвался, и она закрыла глаза. – Это было здорово… сначала. Но затем я почувствовала головокружение. Кто-то предположил, что напиток оказался для меня слишком крепким, и предложил мне прилечь. Я даже не помню, как уходила с балкона. Я только помню, как кто-то подхватил меня на руки, и больше ничего.
Молчание с каждой секундой становилось все более напряженным, и у Арика появилось плохое предчувствие.
Открыв глаза, Розали вцепилась в перила балкона.
– Когда я проснулась, было уже утро… – Ее голос дрожал так сильно, что ей пришлось остановиться. Затем она распрямила плечи и гордо подняла подбородок. – Когда я проснулась, постель была в беспорядке. Я была обнажена и вся в синяках… Меня изнасиловали.
Арик почувствовал себя так, словно его ударили под дых. Его переполняло ощущение собственного бессилия.
– Ты выдвинула обвинения? – спросил он после долгой паузы.
Розали покачала головой.
– Я понятия не имела, кто это сделал. Тот парень, с которым я пришла, или кто-то другой. Я чувствовала себя… грязной. Все, чего мне хотелось, это поскорее оттуда уйти. Я бы не вынесла судебного разбирательства. Всем этим людям пришлось бы давать показания. Все узнали бы…
– В произошедшем не было твоей вины, Розали, – процедил Арик сквозь зубы. Его ярость нуждалась в выходе. Попадись ему сейчас тот подонок, который надругался над Розали, он разорвал бы его на части.
Но вместо этого он повернулся и с безграничной нежностью заключил Розали в объятия. Он затаил дыхание, ожидая, что она отстранится, но этого не произошло. Ему было очень приятно. Наконец-то она доверилась ему.
– Я знаю, моей вины в этом не было, – произнесла она, зарывшись лицом в его плечо. Тепло ее дыхания ослабило ощущение пустоты у него внутри.
– Но тогда я была не такой сильной, как сейчас. Я боялась.
Арик еще крепче прижал ее к себе, жалея о том, что не может изгладить из ее памяти болезненные воспоминания. Черт побери! Ему следовало держать язык за зубами. Дело едва не дошло до безрассудных обвинений.
– Затем я узнала о своей беременности… – Сейчас в ее надломленном голосе слышалось еще больше горечи, чем прежде, и Арик принялся ее баюкать, как ребенка.
– Все хорошо, Розали.
– Сейчас да, – прошептала она, – но не три года назад. Сначала я не хотела ребенка. Думала, он будет постоянно напоминать мне о том, что произошло. Но с рождением Эми все изменилось. Я так сильно ее люблю… Она часть меня, и я не допущу, чтобы что-то встало между нами… – Розали фыркнула и попыталась высвободиться из его объятий.
Арик неохотно отпустил ее, и вместо тепла ее дыхания ощутил прохладу ночного воздуха. И сейчас же к нему вернулось чувство пустоты.
– Эми – это все моя жизнь… – Розали посмотрела на Арика, и он обнаружил, что ее глаза блестят от слез.
– Но когда ты предложил мне… страсть, я не смогла устоять. Ты пробудил во мне любопытство. Мне впервые захотелось познать на собственном опыте, что это такое.
Арик еще никогда не чувствовал себя таким мерзавцем. Рядом с ее психологической травмой, потребностью в защите и утешении его план затащить ее в свою постель казался подлым и эгоистичным.
Он пристально посмотрел на Розали, пытаясь найти хотя бы малейший признак оживления на ее лице. Но оно не выражало ни боли, ни сожаления, ни каких-либо других эмоций. Это безразличие навеяло на него глубокую тоску, которой он не испытывал с тех пор, как умер его отец. Грудь сдавило, сердце разрывалось на части.
– То, что произошло между нами, было чудесно, – произнесла Розали безжизненным тоном. – Спасибо тебе, Арик, но мне пора возвращаться к моей привычной жизни. К работе и выполнению материнских обязанностей.