Какие тут, должно быть, бывают бури!.. Вон вывернуло деревья. Одно аршина полтора в диаметре, а легко, так же бессильно, как и малые жерди, что снесло ветром.
Ввиду бурь, здесь и пристани две: одна — северная, другая — полуденная. Если к одной нельзя пристать, другая к услугам иноков. Была большая каменная пристань, но в Покров[164] ее разбросало без следа. При этом перебило и несколько валаамских сойм, стоявших около. Одну из них (выбросило на берег, на скалу вышиной в семь сажен, — саженях в 30 от берега. Я было не поверил, но мне показали это место, и несомненно правдивый человек, о. Пимен, вполне подтвердил это.
— Тут, брат, уймут бурку крутые горки!
Отшельникам, впрочем, буря доставляет некоторое развлечение. Они сходятся под скалу на карниз и любуются оттуда на бешенство стихий, стремящихся разрушить эти первозданные; скалы. Хотя они находятся здесь на высоте шестидесяти сажен, но ветер хлещет их пеною волн; срывая с валов белые гребни, несет их прямо в лица инокам, точно негодуя на то, что они являются свидетелями его бессилия, злости.
XXIII
Валаам дошел здесь даже до такой роскоши, что от самого монастыря к громадным мастерским — здешнему Шеффильду[165] — проделан туннель, мимо кладбища, длиной в семьдесят сажен, вышиной в одну и шириной в два с половиной аршина. По туннелю, вдоль стены, тянется и водопроводная труба, чтоб зимою в ней вода не мерзла. Туннель внизу обшит гранитом, а сверху выложен кирпичом. Сначала его хотели сделать совсем в земле, но потом чуть-чуть приподняли над ее поверхностью, что дало возможность устроить вверху окошечки для света. Когда мы шли здесь, пахло сыростью.
— Для покойничков большое беспокойство!
— Где покойники?
— Да нора-то эта через кладбище проверчена. Положим, они в блаженном успении почивают, но и того одобрить нельзя, что святое место опакощено!
— Почему же опакощено?
— Мертвому спокой требуется. Он ведь что во храме. У него руки-то благоговейно на груди крестом сложены, и в персты ему молитва дается. Ну, значит, непрестанно молится, а тут, через нору-то эту, братия бегает из мастерских в обитель, из обители в мастерские. Где же тут ему спокой?
— Да ведь покойники не чувствуют!
— Не чувствуют, как же!.. Вы на кладбищах подолгу сиживали?
— Нет.
— А вы посидите вечерком, как меркнет!
— Ну?
— То-то, что ну… Гудут!
— Кто?
— Мертвецы гудут.
— Вот те и раз!
— Сам слышал. Ляжешь это головой на могилу. А в ней — гу-гу-гу… Точно он там молитву читает!
— Да это вы, отец Ферапонт, не того?..
— Как перед истинным Богом, слышал. Есть и другие, которые слышали. А иным не дано, потому что, если с легким сердцем прийти, ничего не услышишь. Это верно! А ты расположись, чтобы душа у тебя страх чувствовала, потому тайна сия велика есть. А при страхе и вся остальная к тебе приложится. Нынче большое бесстрашие свирепствует — ну, и гласов слышать никому не дано!
Туннелем мы прошли в самый монастырь, к позолотчикам. Тут колеровали[166] иконостасы. После, шума и гама мастерских нас охватила тишина невозмутимая. Слышно было только, как муха звонко бьется в стекло, да из рукомойника, висящего на веревке, капли воды шлепаются о пол. Работа шла в полном молчании. Отец Петр, заведующий позолотчиками, безмолвно поклонился нам и опять принялся за дело. Никто не поднял головы. Отец Ферапонт, только выйдя отсюда, заговорил, да и то шепотом.
— Тут им болтать не приходится!
— При работе-то?
— А как же? Какое дело, гляди, — иконостас!.. Тебе это слово легко, а монашествующего оно объемлет… Ты подумай-ко, сколько иноков и богомольцев будут перед ним слезы проливать! Какие тыщи мятущихся духом преклонят перед этим иконостасом колена!.. Это ведь страшное дело у них, у позолотчиков. Не токмо им болтать не приходится, но и за всяким своим помышлением следить надо, чтобы оно было беззлобно, чисто и боговдохновенно. Это, брат, не то что тяп да ляп и — песню пой. Тут не споешь!
Отсюда пошли мы к резчикам. Там верховодил всем некто о. Моисей. Работа тоже шла истово и безмолвно. Вышли отсюда, навстречу к нам бравый монах: клобук набекрень, поступь воинственная.
— Погляди-ко, сколь у нас сей старец видом победоносен. Совсем по образу не инок, а больше на птицу-орла похож!
— Кто это?
164
Покров Богородицы — православный праздник, установленный на Руси в XII в. в память о чудесном явлении Богоматери во Влахернском храме в 910 г. во время осады Константинополя арабами: находившиеся в церкви люди увидели, как идущая по воздуху Богоматерь распростерла свое покрывало (мафорий) над собравшимися в храме и молилась об избавлении народа от бедствий. Празднуется 1 октября по старому стилю (14 октября по новому).