— Что, даже открыться не решишься?
Снисходительная улыбка послужила ей ответом.
Картинным жестом не по-мужски изящной руки Эдвард потянулся к своим картам. Рукав рубашки слегка задрался, и в этот момент Изабелла взглядом уловила интересную деталь: на правом запястье была выведена странная татуировка. Небольшая, аккуратная, она представляла собой заостренный овал в форме глаза, зрачком которого служил гармонично выписанный и заведенный в круг орнамент. Рисунок одновременно и завораживал, и пугал, так как благодаря неравномерным узорам создавалось впечатление, что он следит, точно третье око, так свойственное азартным игрокам.
Изабелла поежилась, а Эдвард наконец-таки соизволил перевернуть карты — медленно, одну за другой. На миг Изабелла потеряла дар речи, не веря своим глазам. Король и валет. Эдварду каким-то непостижимым образом удалось собрать тройку королей. Она проиграла. Но этого не могло быть, просто не могло!
— Долг платежом красен, Изабелла. Я жду свой выигрыш. Предпочитаешь тут или отойдем? — Эдвард, в глазах которого плясали бесенята, одарил ее очаровательной улыбкой, но девушке она показалось насмехающейся и пугающей.
Отлично понимая, что по долгам, тем более карточным, платить нужно, она не могла поверить, что очутилась в подобной ситуации. Соглашаясь, девушка была уверена в своем выигрыше, но на чем зиждилась эта непоколебимая вера, теперь даже себе толком объяснить не могла. Никак не реагируя на реплику Мэйсена, она во все глаза смотрела на него, ощущая, как беспощадно грудь сдавливают тиски, как паника отвратительными волнами подступает к самому горлу, а дышать становится труднее.
Только сейчас, взглянув на него по-иному, она рассмотрела мужчину. На вид ему было чуть больше тридцати, вполне красив, очевидно, уверен в себе и опасно притягателен. Было в нем что-то, что пугало и в то же время привлекало. Но Изабелла в данную минуту не была падка на искушения, и, как не могла она не отметить очевидную привлекательность Эдварда, так и не могла побороть отвращение к нему… и к себе.
Стоило Эдварду только чуть приподняться, как она тут же очнулась, быстро встала и, споткнувшись о ножку громоздкого стула, медленно попятилась от стола, взглядом умоляя мужчину остановиться. На едкие ухмылки и откровенные насмешки присутствующих за столом зрителей она перестала обращать всяческое внимание, полностью сосредоточившись на недавнем противнике. Она не понимала, на что надеялась, но мысли, что поцелуя еще получится избежать, слабым мотыльком трепыхались в душе. Эдвард же, пока девушка отступала, неотрывно следил за ней. Веселость в его взгляде испарилась, уступив место зарождающемуся желанию. Как ни странно, ее попытка сбежать совершенно не злила его, а прикушенная губа лишь еще больше искушала, притягивая взор к манящим устам.
— Изабелла… — многозначительно проговорил он, всем своим видом и тоном показывая, что эта ее попытка увильнуть от неизбежного бессмысленна.
Девушка по-детски покачала головой и лишь ускорилась, продолжая пятиться, неумело лавируя меж столов. Эдвард, посчитав, что дал ей достаточную фору и время, чтобы одуматься и смириться, тремя размашистыми шагами нагнал ее и поднял руку, отчего девушка в ужасе зажмурилась и сжалась, отшатнувшись к колонне. Мужчина на секунду замер, опешив от подобной реакции на этот опрометчивый жест — судя по всему, проигравшая была уверена, что он собирается поднять на нее руку за то, что она пыталась сбежать от него. Осторожно коснувшись ее щеки кончиками пальцев, он, оставив всю суровость, тихо попросил:
— Изабелла, посмотри на меня, — девушка осторожно подняла на него потухший взгляд, по которому сразу стало ясно, что ничего хорошего она не ждет. — Я не собираюсь причинять тебе боли, — объяснил он. — Но ты проиграла и теперь мне должна, понимаешь?
Девушка медленно кивнула, бессознательно переведя взгляд на его губы, что едва-едва приоткрывались, когда он ей это говорил.
— Должна, — отрешенно вторила она, тем самым показывая, что все и сама прекрасно знает.
Эдвард на минуту застыл, прежде чем нагнулся к девушке, требовательно выдохнув:
— Расслабься.
Изабелла, ожидая грубого натиска губ, замерла, даже не предприняв попыток успокоиться, прекрасно понимая, что все они обречены на провал. Ощутив на своем лице его дыхание, которое, как ни странно, лишь чуть горчило виски, она глубоко сглотнула, и опешила от той легкости, с которой он прикоснулся своими губами к ее, не давя, даже почти не затрагивая ее губ — лишь самый уголок. И вновь прошептал:
— Расслабься.
Девушка выдохнула, и именно в этот момент он накрыл ее уста своими, мягко сминая; она неловко, механически ответила ему, Эдвард же чуть усилил напор, с наслаждением упиваясь ее губами, и, неожиданно для самой себя, осторожно, точно пробуя, девушка чуть оттянула его губу. В это мгновение мужчина, не имея сил больше бороться с собой и сдерживаться, страстно приобнял ее за талию, притянув к себе. Изабелла, на секунду замявшись и сжавшись, тут же забылась, утопая в доселе невиданных чувствах, захвативших тело и разум. Уже через секунду их губы сливались в яростной борьбе, а ее руки, живя собственно жизнью, зарылись в его волосах, мягко их оттягивая. Вряд ли кто-то из них мог сказать, сколько времени прошло, прежде чем они, задыхаясь, отстранились друг от друга. Изабелла утопала в собственном наваждении, понятия не имея, что с ней происходит. Мало того, что она потеряла контроль над собой, так еще и собственноручно вручила этот самый контроль мужчине, которого знала от силы два часа. Из дымки собственных мыслей, чувств и желаний ее вывела короткая, сухая, но отлично отрезвляющая фраза Эдварда:
— Засчитано.
И, не дожидаясь реакции девушки, он спешно направился к столу. Изабелла не понимала, почему, но это довольно сильно задело ее, и она вновь принялась ругать себя за самонадеянность и желание во всем разглядеть нечто большее, чем было на самом деле. Еще не полностью придя в себя, но уже сожалея о поцелуе и об ускользнувшей возможности выигрыша, она облокотилась о колонну, пытаясь удержаться на подкашивающихся ногах, и следила, как Эдвард, подойдя к столу, что-то сказал товарищам, на что те кивнули, затем собрал одиноко лежавший, но так и манивший денежный банк и, вытянув пару купюр, небрежно бросил их на стол, видимо, оставляя на чай официанту, после чего поправил манжет рубашки и, не оглядываясь, направился к выходу.
Пару секунд Изабелла, не отрываясь, смотрела на закрывшуюся за ним дверь, все еще не обретя ясность мышления и взора. Терзая себя, она снова и снова прогоняла события последнего получаса в голове. Предложение, хорошая карта, напряженная игра, татуировка… И в который раз возводя в своем сознании образ тату, она замерла, а в ее голове будто что-то щелкнуло, разлившись яростью. Только сейчас она осознала, что, когда мужчина собирал со стола деньги и поправлял задравшийся манжет, никаких очертаний татуировки не было видно, потому что ее закрывала изрядно потрепанная рубашка карты… Он смухлевал. И как только Изабелла это поняла, она тут же вспомнила едва различимое движение соперника перед вскрытием карт, которое она обманчиво приняла его за неосознанное показанное расстройство ее комбинацией.
Придя в себя, она опрометью кинулась к двери, горя негодованием, яростью и ненавистью. Не сбежав, а буквально слетев с крыльца, она выскочила на дорогу, но только удушающие клубы пыли, различимые даже в темноте, да сворачивающий вдалеке с пустынной дороги автомобиль предстали ее взору. Она опоздала.