Ну а в-третьих, исходя из теории намеренного заражения купюр с целью дестабилизации обстановки в стране (чего упорно придерживалась ФСБ), риск обнаружения дефекта банкнот был столь велик, что злоумышленник попросту на него не решился бы.
Исходя из места расположения зараженных купюр и еще каких-то бухгалтерских подробностей, связанных с особенностью поступления в Центробанк наличности, специалисты ФСБ пришли к выводу, что преступник произвел три перевода денег. Каждый раз по пятьсот миллионов.
Срок в шесть месяцев определялся теми же непонятными Крячко аргументами финансистов. Единственное, что из этих цифр было Станиславу совершенно ясно, так это то, что запасы наличности Центробанка обновляются почти на сто процентов именно через каждые шесть месяцев.
За полгода до обнаружения радиоактивности купюр поступлений по пятьсот миллионов было около семидесяти. Все их также никто не рассматривал. Специалисты ФСБ проверяли только те фирмы, которые переводили суммы от пятисот миллионов и выше трижды за истекший срок.
Затем из списка вычеркнули Сбербанк России и ММВБ (на бирже Центробанк ни разу не покупал трижды за полгода такие солидные суммы у одной организации). По той же причине из списка подозреваемых был сразу вычеркнут и производитель денежных знаков. Впрочем, как раз его-то в качестве подозреваемого всерьез не рассматривал никто.
В итоге осталось всего три банка, от которых трижды поступали вышеозначенные суммы. Один из этой троицы постоянно давал Центробанку деньги на хранение. Второй старательно спасался от банкротства. Ну а третий через Центробанк финансировал некоторые оборонные проекты.
Именно третий банк специалисты ФСБ проверяли с особой тщательностью. Но ничего компрометирующего найти не сумели. Ну очень законопослушными оказались руководители банка! Прямо хоть на Доску почета вешай.
Станислав в такое поверить просто не мог. В своей гипотезе он поставил на первое среди подозреваемых место именно этот банк. Собственно, «своей» эту теорию Крячко называл с неким оттенком иронии. Потому что отрицать мотив заражения купюр радиационным излучением, обоснованный в отчетах специалистов ФСБ, Станислав не мог. Просто ничего иного ему в голову не приходило.
Сделав такие выводы, Крячко попытался придумать хоть какой-нибудь способ проверки своих предположений. Из этого тоже ничего не получилось. Дело в том, что спецслужбы проверили о банках буквально все. Начиная от пионерского прошлого руководителей этих финансовых организаций, кончая степенью законопослушности каждого клиента или партнера банков. Разве что к пенсионерам, хранящим там свои сбережения, с расспросами не приставали.
Результат, как уже известно, оказался нулевым. Некоторые сомнения вызывали платежи банка, пытавшегося спастись от банкротства. Но и здесь все оказалось чистым. Часть сумм банк получал от своих кредиторов. Другую часть вкладывала крупная немецкая фирма, желавшая прибрать разоряющийся банк к своим рукам.
Станислав откинулся на спинку гуровского кресла и беспомощно осмотрел кабинет. Ничего оригинального в голову не приходило. И единственную мысль можно было сформулировать двумя предложениями: «Подвесить всех этих гадов на дыбу. И пытать, пока сами не сознаются!»
Не слишком свежо? Но зато актуально!
Гуров вышел из квартиры Скоковых и в раздумье спустился к своей машине. В этот раз полковник не обратил на погоду внимания. Все его мысли были о состоявшемся минуту назад разговоре.
Предположение о том, что похищение журналиста было организовано здесь, в Москве, приобретало все более осязаемые очертания.
Никаких реальных доказательств этого предположения Гуров не имел, но чувствовал, что пока довольно расплывчатые догадки о неслучайности наличия среди радиоактивных банкнот двух купюр, выплаченных за журналиста, могли получить вполне осязаемую основу.
Гуров никогда не верил в совпадения. И если совпадение случилось, значит, это кому-то было нужно. Еще во время разговора с Крячко о причинах заражения банкнот у сыщика промелькнула мысль о причастности к этому чеченских террористов.
Получив от Крячко ехидный комментарий по поводу возможности продажи за рубеж ядерного оружия, Гуров теорию о террористах высказывать не стал. Сейчас в стране сложилась такая ситуация, что в любом происшествии видится «чеченская рука». Говорить об этом стало хорошим тоном у журналистов. Любой сыщик поднимет такую теорию на смех. И чаще всего окажется прав.
Гуров и сам бы поднял Станислава на смех, если бы тот заикнулся о Чечне. Но этот вариант исключать из прочих было бы неверно. Не желая выслушивать от Станислава новую порцию насмешек, Гуров тогда промолчал. Да и сейчас говорить об этом было рано. Нужно собрать побольше доказательств.
По большей части Гуров был согласен с выводами специалистов ФСБ о заражении сторублевых купюр. «Чеченский след» укладывался в эту версию как нельзя лучше. И дестабилизация политической обстановки в стране будет им на руку. Да и требование заплатить выкуп непременно российскими рублями в таком случае вполне логично можно объяснить.
Верна ли эта теория Гурова, еще предстояло доказать. Единственной ниточкой в этом направлении был заместитель главного редактора Стешенко.
Первой мыслью Гурова было просто пойти и поговорить с этим человеком. Может, удастся узнать что-то о той дудаевской пресс-конференции, на которую Стешенко послал Скокова. Но, уже заведя двигатель «Пежо», Гуров изменил свое решение.