Глеб угрюмо заключил (хотя это и так было ясно):
— Кто-то очень не хочет, чтобы Шульца нашли.
Дея чертыхнулась и вышла первой. Торчать в кабинете смысла не было — «убрались» тут на славу. Следы ауры хозяина канули в небытие.
— И что теперь? — Глеб выехал следом.
— Опросим персонал, — Дея пошла мимо дверей, читая таблички. — Того, кто это сделал, наверняка видели.
Миновав четыре двери, она встала у последней. Это был кабинет главврача; «Одинкин Иван Михайлович», — гласила табличка.
— Вот с него и начнём! — решила Дея.
Въехав за ней, Глеб тихонько прикрыл дверь.
Скрип никого не потревожил — защита всё ещё действовала. Одинкин (грузный шатен с бородкой) сидел за столом и что-то доказывал посетительнице:
— Ирина Геннадьевна, мест нет! И в ближайший месяц не будет!
Женщина в очках, сидевшая перед врачом, уныло разглядывала столешницу.
Дея сострила:
— Подождём, пока Одинкин останется один.
Глеб отъехал к дивану. Женщина вздрогнула, будто что-то услышав, но тут же заговорила:
— Но бабушку послали к вам. Вот, в направлении всё написано…
— В поликлинике послали, — Одинкин даже не взглянул на протянутый лист, — а мы не примем. Вашу бабушку неправильно лечили — при чём тут я?
— Но врач сказала…
— Вот и говорите с её врачом! Рак лёгких, третья стадия, да ещё после инфаркта… Старушка неперспективная — зачем ей в стационар?
Глеб вдруг понял, что происходит, а Дея подтвердила догадку:
— Неперспективная — значит, неплатёжеспособная.
Женщина в очках не сдавалась:
— Химиотерапию уже назначили, противопоказаний нет…
— Прекрасно, — а у нас нет мест! И что это за пакет?
Упомянутый пакет блестел на столе. Посетительница кашлянула:
— Это я вам… принесла.
— «Хеннесси» и конфеты, — главврач глянул внутрь. — Коньяк, конечно, хороший, но детей им не прокормишь. Вот если бы вы совершили… хм… благотворительность…
Он вписал что-то в блокнот. Визитёрша теребила блузку:
— С собой у меня нет такой суммы…
В Глебе закипела злость. Дея тихо сказала:
— Знаю, о чём ты думаешь. Но в дела неволшебки мы не лезем, если в них…
— Не замешаны маги, — закончил Глеб. — Я помню.
Женщина вырвала блокнотный лист: под цифрой с нолями был номер счёта.
— Мне всё ясно. Вечером муж переведёт де…
— Совершит благотворительность, — перебил Одинкин. — А проблему с местами мы решим!
Глеб испытал стыд за неволшебку:
— Врачи не все такие, — процедил он. — Доктора, лечившие меня после аварии, так бы не поступили.
— Охотно верю, — отозвалась Дея. — Только мне эту дамочку не жаль.
— Почему? — удивился Глеб.
— Ей проще не идти на конфликт… Заплатить и забыть. Что мешает ей записать разговор, а потом выложить в Сеть? Проблема неволшебки не в таких, как он, — Дея кивнула на врача, — а в таких, как она.
Женщина вышла, и Дея сняла защиту:
— Приветик!
Главврач встал и вновь рухнул в кресло. Глаза его округлились:
— Откуда?.. Как…
— Через дверь, — сказала Дея.
Одинкин побледнел. Судорожно ослабил галстук. Потянулся к лежащим на столе сигаретам.
В руке Деи зажглось пламя:
— Огоньку?
Главврач издал странный звук — нечто среднее между писком и стоном — и упал в обморок. Глеб блеснул знаниями:
— Мы нарушили устав — кажется, шестой пункт: довели жителя неволшебки до потери сознания.
Дея влепила врачу пощёчину:
— А это какой пункт?
— Второй, — доложил Глеб. — Необоснованное применение силы.
— Тогда нарушим его дважды, — звук пощёчины раздался снова. — Эй, взяточник? Взяточник, ты жив?
Одинкин застонал. Глаза он открыл, но взгляд был мутным.
— Вы из ОБЭПа?..
— Чего? — Дея глянула на Глеба. — Ты из ОБЭПа?
— Нет, — честно сказал Глеб.
— И я нет. Жаль, но мы не из ОБЭПа, — Дея склонилась к Одинкину. — Мы хуже.
Главврач сполз в полусидячее положение. Дея села на стол:
— Я спрашиваю, ты отвечаешь. Соврёшь, — она взяла со стола ножницы, — и я запишусь к вам в штат… врачом-хирургом. А ты станешь моим первым пациентом.
Одинкин сглотнул. Дея перешла к делу:
— Что случилось с кабинетом Шульца?
— Уборщица… — главврач облизнул губы. — Уборщица клялась, что он пришёл туда утром…