Сердце колотится, в горле застряла тошнота, поднимаю руку и давлю на звонок.
- Евгеша?
Доброе лицо мамы озаряется улыбкой, в следующее мгновение она душит меня в объятиях. Перебарщивая с дозой любви. Я принимаю её с блаженной радостью и запоминаю тепло маминых объятий.
- Ты даже не предупредила, - она пытается говорить с укором, но у неё это плохо выходит.
- Сюрприз? – улыбаюсь я.
Стол накрывается быстро. Мама бегает, как белка в колесе, пока я сижу жую морковку и болтаю о всякой чепухе. Пару раз, когда я пыталась помочь этой женщине, она садила меня обратно на стул, а во второй раз и вовсе заткнула мои предложения о помощи морковкой.
Хлопает входная дверь, я встаю с места и иду в коридор.
- Дочка?
Улыбаюсь папе и сама шагаю к нему в объятия. Теперь всё будет хорошо, обещаю. В отличие от мамы, папа не так чувствителен, его напряжение ощущаю всем телом, но потом он привыкает и уже поглаживает мою головушку, как делал это давным-давно в детстве.
- А это кто? – опускаюсь на колени перед пятнистым барбосом.
- А это Гэтсби. Мой охотник. – с гордостью произносит папа.
- Проглот он. - твой Гэтсби. – мама выглядывает в проём и трясет пальцем на четвероногого, - Стащил наш сегодняшний завтрак.
- А ты как думала, - папа опускается ко мне и тоже начинает чесать Гэтсби за ушком. – Набирается силы для великих свершений.
- Свершения – это тебе тапочки принести из коридора? – едко выражается маман.
- Ой, - отец на её подколы махает рукой.
Семейный тихий ужин, приправленный редкими перебранками родителей и веселым лаем Гэтсби согревает мне душу. Мы перебираемся в зал, включаем телевизор, который играет на фоне. В место того чтобы смотреть в экран, мы слушаем истории папы с работы и хохочем набитыми животами с его рассказов. Вроде бы ничто кардинально не изменилось. Всё та же я, так же сижу с родителями в зале. Но внутри легко, теперь я не сижу с недовольным лицом и ненавистью к своей жизни, теперь я с улыбкой наблюдаю за родителями. Как они прикасаются руками, когда дело доходит до общих воспоминаний, как говорят о моем детстве, и том, какой непоседой я была. Гэтсби тихо посапывает в своей лежанке, а я удаляюсь из общей комнаты. У меня есть еще одно незаконченной дело.
Родители не трогали мой мир. Здесь всё осталось как раньше: белая кровать, рабочий стол, полка с книгами и большой шкаф с зеркалом. Я опускаюсь на пол и заглядываю под кровать. Коробка на месте. Пододвигаю её к себе и всматриваюсь в содержимое.
Сглатываю приступ тошноты и вытаскиваю дневник из кучи барахла. Сюда я писала о том, как всё надоело. Эта книжка пропитана моими слезами, ненавистью и болью. Я ненавидела себя, я ненавидела родных, я ненавидела людей на улице. Друзей у меня, как не странно, не было. Потому что они плюнули на меня. За глаза говорили гадости о моей внешности. Унижали, как могли за спиной, но сыковали сказать это в глаза. А когда я ушла из их компании без скандалов – молча и гордо, они сказали, что я высокомерная сука. Брошенная, разбитая, мне неприятно вспоминать это, потому я быстро закрываю коробку и несу её прямиком на мусорку, где самое место моему самобичиванию.
Прибираясь в своей комнате не замечаю, как наступает вечер.
Мой телефон, все это время лежащий на тумбе завибрировал, оповещая о новых сообщениях, а потом и вовсе высвечивается звонок от незнакомого номера.
- Ана?
- Это кто?
- Это Фил. Ана, образумь его! Я же предупреждал, что тупая идея, он не слушает.
- Фил, я не понимаю. Что-то случилось?
- Да. Случилось. Случилось, Ана, то, что двадцать с лишним лет назад на свет родился камикадзе по имени Захария.
Я напрягаюсь и присаживаюсь на кровать. Сердце начинает тяжело бухать в ожидании продолжения.
- Так. Подробности.
- Зак. Сегодня. Участвует. В гонках.
И все надежды на спокойное завершения дня ухают вниз
- Что?
- Начало через два часа.
Безмолвно плачу тому, что могу не успеть.
- Кидая адрес. Я выезжаю.
Вылетаю ты хотела сказать. Оставив бардак в своей комнате, говорю родителям о том, что уберусь в следующий раз и что-то плету им о курсовой и надоедливом преподавателе, а сама едва натянув джинсовку выбегаю из подъезда.
Автобус едет слишком медленно, минуты идут слишком быстро. Я выхожу на остановке и, заказав такси, движусь уже на гоночную трассу. Мои звонки и гневные сообщения Зак игнорирует. Я перестаю биться головой о стену, когда мы проезжаем Первомайский район. Мурашки идут по всему тела, я пытаюсь надеяться на лучшее. Я раз за разом проматываю в своей голове картинки живого и невредимого Зака.