За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть...
В оркестре расцветает тема прекрасной царевны. Вольно, широко разливается музыка, как чудесная русская песня.
Шмель, конечно, снова тут как тут. Взметнулся оркестр. Переполох, крики, все стараются поймать шмеля. Но попробуй слови его!
Царь в гневе:
Всех шмелей от этих пор
Не пускать на царский двор!
Так и не досказала Бабариха про красавицу царевну.
Опустился занавес.
Антракт
Вы, конечно, заметили, что я все время подсказываю вам: это тема Гвидона, это тема сестер, Лебеди и так далее.
В опере всегда у каждого героя есть своя музыкальная тема. Она проходит то в голосе певца — в его вокальной партии, то звучит в оркестре, сопровождая героя; ее можно услышать и тогда, когда самого героя нет на сцене, а о нем только говорят другие. Тема Салтана, например, появилась, как только о нем заговорили сестры, еще до того, как на сцену вышел сам царь.
В опере Глинки «Иван Сусанин» есть такой момент, когда Сусанин соглашается вести войско короля Сигизмунда[8].
В этой сцене Сусанин ведет себя как скупой, охочий до денег и не очень-то умный мужичонка — другими словами, Сусанин притворяется. Как же ведет себя в этой сцене музыка?
Вот это прямо в очи светит...
Вот это крепче сабли метит,
Когда не я, другой пойдет
И ваши денежки возьмет, —
поет Сусанин, потряхивая мешком с деньгами. В его музыкальных интонациях слышится ритм мазурки. Это русский крестьянин подлаживается под речь шляхтичей. А в оркестре тихо, но совершенно отчетливо слышна другая тема — гордая, мужественная и решительная — одна из главных музыкальных тем оперы:
Страха не страшусь,
Смерти не боюсь!
Лягу за родную Русь!
Так пели ополченцы в первом акте оперы.
Понимаете, что получается? Шляхтичи слышат только голос Сусанина — льстивый, подлаживающийся под говор врага. А музыка в оркестре словно говорит нам, слушателям: «Не верьте этим чужим словам. Перед нами герой».
Очень много могут сделать музыкальные темы-характеристики.
Так вот, друзья мои, для того, чтобы понимать и любить оперу, вам нужно прежде всего научиться вслушиваться в музыкальные портреты так же, как вглядываются в портреты, созданные великими художниками, учиться запоминать музыку, следить за тем, как она изменяется, как ведет себя в опере.
Не думайте, что это очень легко. Но само ведь ничто не приходит. Поначалу вам, наверное, будет иногда казаться, что музыка в опере не помогает, а мешает смотреть интересный спектакль. В любом деле это случается. Если вы встанете на коньки, не умея кататься, то, конечно, первое время они будут вам мешать,— без коньков-то куда увереннее стоишь на земле. Но стоит вам постараться, приложить все силы, вы привыкаете и потом только удивляетесь тому, как вам могли мешать когда-то коньки, если они доставляют столько радости.
Однако мы немножко увлеклись, а мне хочется успеть за время антракта рассказать вам еще что-то интересное.
Николай Андреевич Римский-Корсаков (1844—1908)
Вот мы с вами все время говорим, что «Царь Салтан» — это сказка, причем сказка музыкальная. Значит, и в музыке, и в том, как эта музыка действует в опере, тоже должно быть что-то сказочное. Для того чтобы в этом убедиться, вернемся ненадолго к сцене, которую мы только что слушали, — к рассказам корабельщиков о чудесах. Что же в ней особенно для нас интересного?
Наверно, вы знаете, как выглядят черные лакированные шкатулки, расписанные художниками в Палехе.
Представьте же себе, что перед вами три таких шкатулки. Форма, размер у всех трех совершенно одинаковые, разные только картинки на крышках. Свои шкатулки палешане расписывают обычно картинками, на которых изображены сцены из разных народных сказок. Краски в этих картинках яркие, так и горят, переливаются.
Каждый раз, когда я слушаю эту сцену, мне представляется, что рассказы корабельщиков похожи на такие шкатулки.
На одной изображена белка в хрустальном дворце, на другой — тридцать три богатыря, на третьей — красавица царевна. Словом, три чуда из «Сказки о царе Салтане».
У каждого чуда есть своя музыкальная тема — яркая картинка, только написанная не красками, а звуками. Картинки разные, но они словно вделаны в совершенно одинаковые музыкальные рамки. Музыка Салтана, Бабарихи, Шмеля все время одна и та же и даже повторяется в том же порядке.
Смотрите, что получается. Порядок такой:
1. Музыкальная тема Салтана: «Чудный остров навещу, у Гвидона погощу».
2. Тема Бабарихи: «Вот не видели мы лиха...»
3. Рассказ Поварихи.
4. Тема Шмеля.
5. Корабельщик рассказывает о первом чуде (белка).
Точно такой же порядок сохраняется и в рассказе о втором чуде, только вместо поварихи выступает на сцене Ткачиха. Третий рассказ начинается точно так же, как два первых, и только потом обрывается, незаконченный.
Как вы думаете, для чего композитору понадобились такие троекратные повторения? Я не случайно подчеркнула эти слова. Если вы заглянете в учебник литературы для шестого класса, то прочтете там следующие слова, относящиеся, правда, к былине; но ведь у былины и у сказки есть очень много общего.
«Так как былины жили в устной передаче, исполнитель их считал необходимым сосредоточить внимание слушателей на особенно важных, по его мнению, местах. Для этого в былинах широко применяются повторения (обычно троекратные)».
Понятно? Вот мы и нашли еще одно подтверждение нашему определению «музыкальная сказка». И таких подтверждений в опере Римского-Корсакова можно найти множество. Композитор все время помнит, что здесь он — сказочник, и музыкой рассказывает нам сказку.
Действие четвертое и последнее
Видно, в последний раз слышим мы фанфары и плеск волн у берегов острова Буяна.
Тихая музыка ночи. По берегу бродит задумчивый Гвидон. Оркестр раскрывает нам его думы — мы слышим маленький кусочек темы царевны. Вот о ком мечтает Гвидон. И голос его такой мечтательный, и мелодия красивая, поэтичная. Еще не видя царевны, влюбился в нее Гвидон.
Лебедь, Лебедь! Ждать не в мочь!
Ну конечно, как трудность какая, так сейчас к Лебеди — помогай!
Слушайте наслаждайтесь в последний раз музыкой Лебеди, пока беседует она с Гвидоном. Больше мы ее не услышим. И не только потому, что опера идет к концу...
Гвидон рассказывает Лебеди о царевне. И откуда только он узнал все? Бабариха-то ведь не досказала...
Ну, на то и сказка. Может, остальное сам придумал, пока мечтал. В мелодии проходит тема царевны.
Но что это, слышите? Гвидон уговаривает, упрашивает Лебедь, даже сердиться начал, а та его словно бы и не слушает. Голоса их сейчас звучат вместе. Только интонации Гвидона сердитые, а Лебедь... Что же это сталось с Лебедью? Совсем другая музыка. Человечески-теплые, женственные нотки слышатся в ее мелодии. Будто впервые увидела Гвидона — не мальчик перед ней, не по-детски бьется сердце ее спасителя. Перестали его забавлять игрушки-чудеса. .. И говорит ему Лебедь: