От себя же добавлю, что не только «хочется», но и нужно слушать, слушать и слушать.
Итак, друзья, мы познакомились с двумя операми, поговорили в антрактах о том, что такое опера; можно, казалось бы, и попрощаться с вами до следующего нашего музыкального вечера. А я вот смотрю на афиши, которые висят у входа в театр, и почему-то не тороплюсь уйти...
Постойте и вы со мной немножко, дорогие ребята, давайте-ка почитаем, что написано на этих афишах.
Видите, завтра в театре «Кармен».. В памяти вспыхивают одна за другой темпераментные испанские мелодии — «Хабанера», «Сегедилья»... Об одной только этой музыке, о бессмертной музыке Бизе можно рассказывать без конца.
А через два дня в театре — «Фауст» Гуно... Нежно и грустно звучит в ушах голос Маргариты — она поет балладу о Фульском короле и думает о прекрасном юноше, который встретился ей на площади... Этот милый напев сменяет злобная песня.
В угожденье богу злата
Край на край встает войной,
И людская кровь рекой
По клинку течет булата... —
гремит, заглушая шум площади, дьявольский смех Мефистофеля.
...А дальше «Пиковая дама», «Евгений Онегин», «Мазепа» — это Чайковский. И снова целый поток великолепной, незабываемой музыки...
Ох, дорогие мои ребята! Как мало, как невероятно мало я рассказала вам об опере! Мы не говорили с вами об операх лирических, не слушали комических опер Моцарта, Россини. А оперы Верди? Ведь это целая эпоха!
И каждая опера — это свой особый музыкальный мир, в каждой свои образы, свой склад и стиль музыки.
Но, к сожалению, еще Козьма Прутков сказал, что «нельзя объять необъятное».
Впрочем, как знать, может быть, пройдет какое-то время, и мы с вами встретимся и уже будем беседовать только об опере. Вы к этому времени, наверное, и сами узнаете многое, и говорить нам будет гораздо интереснее и легче.
Вечер шестой
ЕЩЕ РАЗ В МУЗЫКАЛЬНОМ ТЕАТРЕ
Наступил еще один вечер, и снова мы сидим в театральном зале. Вот он, знакомый расписной занавес, за которым сейчас идут последние приготовления к спектаклю. Вот оркестровая яма — из нее доносятся ставшие уже привычными и приятными звуки настраиваемых инструментов. Сейчас вы, наверное, сможете даже угадать тембры. Слышите — скрипка... А это осторожно пробует проверить голос своего инструмента трубач... Флейтист, гобоист, арфистка — каждый в отдельности проигрывает кусочки то одной, то другой музыкальной темы.
Какой же спектакль мы с вами будем смотреть и слушать?
Потерпите немножко, сейчас узнаете. Дело в том, что до начала спектакля я хочу рассказать вам об одном человеке, почти наверное вам не знакомом.
В 1561 году во Франции скончался епископ города Ажена, итальянец, изгнанный из своей родины, Маттео Банделло.
Ну и что же, скажете вы мне, что нам за дело до какого-то французско-итальянского священника, да еще таких далеких времен.
Я же вас предупреждала — потерпите. Так вот, о Маттео Банделло. Странный это был священник. Церковные службы, духовные книги его интересовали мало. Он изучал историю, философию и древние языки, переводил греческие трагедии и комедии, а что до книг, так он писал их сам, и книги эти были отнюдь не церковными.
В 1554 году, еще при жизни Маттео Банделло, вышли в свет три части большого сборника его новелл. Четвертая часть этого сборника была издана посмертно. Священник, епископ французского города Ажена, был прежде всего писателем, одним из выдающихся новеллистов эпохи Возрождения. И дело нам до него очень большое — не было бы Маттео Банделло, не сидели бы мы сегодня в театре.
Думаю, что большинство из вас никогда не слышали имени Маттео Банделло и не читали его новелл.
Однако я совершенно точно знаю, что содержание одной из них знакомо почти каждому.
Вот как начинается эта новелла:
«... Я хотел поведать вам о печальном событии, об одном ужасном несчастье, происшедшем в нашем городе с двумя благороднейшими влюбленными.
Во времена сеньоров делла Скала, в Вероне, среди горожан, известных своим богатством и знатностью, славились два семейства — Монтекки и Капулетти. Между ними, не знаю уж по какой причине, возникла жестокая и кровавая вражда».
Узнали? Правда, странно немного читать об этом событии в прозе, но я напомню вам сейчас и другое начало этой истории:
Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей,
Но им судьба подстраивает козни,
И гибель их у гробовых дверей
Кладет конец непримиримой розни.
Их жизнь, и страсть, и смерти торжество,
И поздний мир родни на их могиле
На два часа составят существо
Разыгрываемой пред вами были...
И уже наверное, многие из вас сами вспомнили еще две стихотворные строчки.
Но не было судьбы грустней на свете,
Чем выпала Ромео и Джульетте.
Так кончается трагедия Шекспира. А теперь нужно ли говорить, что сейчас мы услышим музыкальное начало этой же самой истории и будем смотреть спектакль, который называется «Ромео и Джульетта».
Смотрите на сцену, друзья! Занавес поднимается. За ним мы видим еще один, однотонный, и на его фоне — очень большую трехстворчатую раму — триптих. В каждой створке — живая картина.
В центре — фигура старого монаха. У него благородная осанка, умное и спокойное лицо. Это патер Лоренцо, добрый помощник влюбленных и невольный виновник их гибели. По обе стороны от него, в двух боковых рамах, юноша и девушка, Ромео и Джульетта.
Ласково и немного печально поют скрипки. Мы слушаем вступление к спектаклю. Первая же музыкальная тема вступления удивляет нас. Кажется, что мы слышим не начало какой-то музыкальной темы, а конец ее. Пленительная мелодия будто прощается. Но с кем же? Ведь спектакль только что начался.
Подождите, друзья, когда мы встретимся с этой мелодией в спектакле, станет ясно, что именно с нее и нужно, необходимо было начать.
Легко и воздушно зазвучали переливы арф, и появилась вторая тема вступления. Сколько поэтичности, сколько светлого изящества в этой мелодии!.. Луч прожектора освещает белое платье Джульетты, ее склоненную головку, нежные руки... Да, конечно, эта мелодия посвящена Джульетте.
Слушайте, внимательно слушайте музыку, друзья! И пусть вас не смущает, что поначалу она покажется вам не такой мелодичной и понятной, как музыка Моцарта, Чайковского, Глинки... Это произведение написано совсем недавно, каких-нибудь тридцать лет назад, а современную музыку понимать труднее, чем музыку классическую.
Современные музыкальные интонации еще не стали привычными, в них много необычного, нового. Ну что же, между древнерусским языком и языком, на котором разговариваем сейчас мы с вами, громадная разница, но ведь это отнюдь не означает, что один язык хуже, а другой лучше. Так и с языком музыкальным — он тоже меняется со временем, и к этим переменам нужно привыкать.
Музыку, которую мы с вами слушаем, написал замечательный советский композитор Сергей Сергеевич Прокофьев.
Однако мы заговорились, а между тем поднялся второй занавес, исчезла живая картина, и нашим глазам открылась большая площадь итальянского города Вероны.