Возьмите в руки такую дудочку, и вы увидите, что в ней просверлены отверстия. Если закрыть все отверстия пальцами, а потом по одному их открывать, то звуки будут изменяться. Ведь тетива лука, если ее делать то короче, то длиннее, изменяет свое звучание. Так и воздушный столб, который колеблется внутри тростниковой дудочки, то укорачивается, то удлиняется, в зависимости от того, в какое отверстие позволит ему выйти человек, играющий на дудочке. Закроет пальцем верхнюю дырочку — воздух выйдет в следующую, ближайшую; закроет все, оставит только самую нижнюю — воздушный столб удлинится, и звук получится самый низкий, какой только можно извлечь из этого инструмента.
Сейчас потомки камышовой дудочки — флейты, гобои, кларнеты, фаготы — делаются из дерева, пластмассы, металла, да и устройство их, конечно, сложнее, чем у дудочки-свирели, — отверстия перекрываются кнопками-клапанами. Но ведь и нынешняя скрипка очень не похожа на охотничий лук.
До сих пор все было понятно, не правда ли? Но о чем может рассказать простой камень?
Люди уже очень давно умели танцевать. Танцы первобытных людей, конечно, очень отличались от наших теперешних вальсов, полек, липси, чарльстонов, и даже от пресловутых твистов и рок-н-роллов, хотя в них и чувствуется что-то дикарское. Танцы древних — это танцы-рассказы, танцы-заклинания, изображающие охоту, торжество победы над врагом или какие-нибудь занятия, домашние дела.
Танцы были очень длинными — ведь порой приходилось в них рассказывать об охоте или погоне, которая длилась много дней. А древние зрители были одновременно и участниками — они изображали оркестр, сопровождая танцы ритмичными хлопками. Однако попробуй-ка проаккомпанировать таким образом танцу, который длится несколько часов, а то и всю ночь, — от этих хлопков ладони вспухнут. Нашли выход: взяли два плоских камешка и стали постукивать ими друг о друга. Чем не оркестр? Потом попробовали поаккомпанировать на растянутой для просушки коже — совсем хорошо получилось. Отсюда уже недалеко до барабана.
Ну, а что же с камнем? Уступил место кожаному барабану? Нет, не совсем так.
Мы не знаем, как назывался этот древнейший музыкальный инструмент в то далекое, очень далекое время. Работники одного из французских музеев, где он сейчас находится, назвали его литофоном. Слово «лито» значит «камень», слово «фон» — «звук». Все вместе — «звучащий камень». Как же играли на литофоне? Очевидно, ударяли поочередно по одному из камней каменной же колотушкой. Длинные камни издавали низкие звуки, короткие — более высокие. Конечно, музыка, которую можно было сыграть на этом музыкальном инструменте, не отличалась особой мелодичностью и выразительностью, но это была музыка, исполненная на музыкальном инструменте.
Посмотрите внимательно, не напоминает ли вам литофон какой-нибудь другой, более современный музыкальный инструмент? Подскажу: у них даже названия похожи.
Ну конечно же, ксилофон. Только там «лито» — камень, а здесь «ксило», то есть «дерево», из которого сделаны и пластинки инструмента и палочки, которыми ударяют по этим пластинкам.
Музыка, которую можно сыграть на ксилофоне, гораздо разнообразнее и интереснее, чем та, что когда-то звучала в исполнении «литофонистов-виртуозов», но и литофон, и ксилофон, и даже те простые детские цимбалы, на которых все мы «играли» в детстве, — все это ударные инструменты. Более того, клавишным ударным инструментом мы называем рояль.
Так-то, друзья. А вы говорите: для чего камень?
И камень, и тетива лука, и раковина, и тростинка — все это прапрадедушки и прапрабабушки всех наших современных инструментов.
Теперь, когда мы знаем родословную скрипок и флейт, валторн и кларнетов, попробуем познакомиться с ними поближе, узнаем, какие у них характеры (у каждого инструмента свой, не похожий на другие), какую музыку какой инструмент лучше всего исполнит, словом, «заглянем им в душу».
Предупреждаю сразу же: большой разговор о скрипке у нас с вами еще впереди (в книге «Второе рождение»), поэтому начнем с потомков тростинки.
Пастуший рожок и его родственники.
Художник рисует природу красками, поэт рассказывает о ней словами. В распоряжении композитора — звуки. Ну что ж, природу ведь можно не только видеть, но и слышать.
Попробуйте-ка даже в большом шумном городе подойти весенним утром к раскрытому окну и послушать, закрыв глаза, чириканье птиц на дереве, которое растет на вашем дворе.
Немножко воображения — и вы почувствуете себя за городом, в лесу, и вам уже совсем нетрудно будет представить себе, увидеть внутренним взором и речку, и лес, и мягкую траву под ногами.
Звуки, так же как и слова, как краски на полотне художника, могут напомнить нам знакомое, вызвать в памяти виденные нами картины природы и даже возродить настроение, которое они у нас вызывали. В этом и кроется одно из главных чудес и волшебств искусства.
Но вот уж лунного луча
Сиянье гаснет. Там долина
Сквозь пар яснеет. Там поток
Засеребрился; там рожок
Пастуший будит селянина.
Вот утро: встали все давно,
Моей Татьяне все равно.
А. С. Пушкин.
«Евгений Онегин»
Обратите внимание: в стихах Пушкина есть не только видимые, но и слышимые образы.
Пастуший рожок! Для поэтов и композиторов XIX века его напев так же неразрывно связан с милой сердцу природой родного края, как пение птиц, шелест листьев или всплеск рыбы в реке.
В опере Чайковского «Евгений Онегин», так же как и в романе Пушкина, сцена письма Татьяны заканчивается описанием раннего летнего утра.
Татьяна пишет письмо Онегину. Она не замечает, что ночь уже прошла, что солнечный свет уже пробивается сквозь опущенные шторы. И нам, слушателям, музыка еще не дает заметить наступления утра. Трепетная и смятенная, она все еще рассказывает нам о переживаниях и волнениях Татьяны.
Письмо окончено. Татьяна подошла к окну.
Ах, ночь минула.
Проснулось все, и солнышко встает...
Поднята штора, и в открытое окно вместе с солнечными лучами вливается спокойная, неторопливая мелодия.
Пастух играет,
Спокойно все... —
грустно звучит голос Татьяны.
Только одна эта бесхитростная песенка пастушьего рожка,— а мы уже вместе с Татьяной чувствуем, как спокойно и безмятежно раннее утро. И если бы даже штора по-прежнему была опущена и золотистый свет софитов-прожекторов, который изображает свет солнца на сцене, не проникал бы сквозь плотную материю, песенка рожка, музыка все равно рассказала бы нам о том, что за окном уже наступил рассвет. Создавая картину раннего утра, Чайковский вспомнил об этом слышимом образе русской природы и использовал его в опере.
Но ведь в составе симфонического оркестра нет пастушьего рожка? Кто же играет? Какой инструмент?
Если вы посмотрите театральную программу «спектакля «Евгений Онегин», то увидите там среди других исполнителей имя солиста оркестра, а в скобках против его фамилии стоит: «гобой». Вот он-то и исполняет в опере роль пастушьего рожка. Ничего удивительного, ведь мы знаем, что они родственники, и довольно близкие. Голоса у них очень похожи, да и внешним своим видом они чем-то напоминают друг друга — скромный берестяной рожок и красивый, полированный, украшенный блестящими кнопочками-клапанами гобой. Правда, верхний конец рожка, тот, который подносят к губам, — это простое отверстие, и дырочки на рожке перекрываются просто пальцами. А у гобоя дырочки в трубке закрываются клапанами, а в верхнее отверстие вставляются две сложенные вместе тоненькие пластинки, которые гобоист зажимает губами (совсем так же, как вы, когда свистите в свистульку из стручка акации) и через эти пластинки вдувает в инструмент воздух. Пластинки делаются из тростника и поэтому носят солидное название: «трость».