Французский композитор Грэтри говорил о кларнете: «Инструмент этот выражает страдание. Даже когда он исполняет веселые напевы, он примешивает к ним некоторый оттенок грусти».
Есть в симфоническом оркестре и другие виды кларнета.
... Спальная старой графини — Пиковой дамы. Старуха засыпает в кресле. Сквозь сон она еще бормочет свою любимую французскую арию[21], но мелодия звучит приглушенно, прерывается... слова путаются... Спит старуха. В спальне тишина... напряженная, жуткая... секунда, две... и тихо, очень тихо, глубоко в басах появляется тревожная, настороженная мелодия. Даже не мелодия — осторожно, крадучись, нотка за ноткой, спускается медленная гамма... Остановка — и еще несколько таких же ровных гамм. Глухой, зловещий голос. Это играет самый низкий, басовый кларнет. И если у обычного кларнета в голосе чувствуется некоторая затаенность, то бас-кларнет — это сама таинственность. Его низкий голос сразу же вызывает ощущение страха, словно ждешь чего-то неведомого, жуткого, мрачного. Мы-то знаем: еще мгновение — и перед спящей старухой появится Герман. Он будет просить, умолять графиню открыть ему тайну трех карт... И все равно очень страшно; он здесь, он подкрадывается к нам, этот мрачный глухой голос басового кларнета.
А вот у малого кларнета голос совсем другой — насмешливый и резкий. Немецкий композитор Рихард Штраус поручил этому кларнету роль веселого Тиля Уленшпигеля. Веселого? А он ведь далеко не со всеми бывает веселым и добродушным, насмешник Тиль, любимый герой фламандского народа. Его шутки бывают злыми и едкими. Крепко достается от него монахам и важным господам. И уж конечно, не за легкий добродушный нрав обиженные им господа и чужеземные правители приговорили Тиля к смерти.
В симфонической увертюре Рихарда Штрауса «Тиль Уленшпигель» герой появляется внезапно, как чертик из бутылки, — дразнящийся, стремительный, его просто невозможно не узнать в издевающемся резком голосе малого кларнета.
«Фаготус» — латинское слово. И вполне благозвучное, не правда ли? Если бы и в переводе так было! А то — «вязанка дров»! Что поделаешь, кому-то музыкальный инструмент, изобретенный аббатом Афраньо дэльи Альбонэзи напомнил своим видом именно вязанку дров, столь далекую от музыки. Так и назвали.
Этому инструменту вообще не везет. Помните, в «Горе от ума»? «Хрипун, удавленник, фагот», — говорит Чацкий о Скалозубе. И хотя речь здесь идет вовсе не о музыкальном инструменте — это просто жаргонные армейские словечки, прозвища, все равно неприятно.
Правда, было в жизни фагота блаженное время, когда его называли «дольциной», то есть «нежным», но сейчас это звучит как насмешка. Просто в сравнении со своим ближайшим предком, рычащей, хриплой трубой бомбардой, фагот действительно мог показаться «нежным» инструментом.
Но зато вот как говорят о фаготе музыканты:
«Не удивительно ли, что инструмент, способный опускаться ниже валторны, мог предаваться акробатическим ухищрениям и проворству, недоступным его ближайшим соседям? И каких только услуг он не оказывает оркестру! Он годится во всех сочетаниях и сливается со всеми инструментами оркестра... его применяют буквально во всех видах!»
Это ли не подлинное признание? Вот вам и «вязанка дров»!
И вовсе он не хрипун. Это только на самых низких нотах фагот смешно ворчит и иногда, когда играет слишком громко, начинает хрипеть. А ну-ка послушайте его, когда он исполняет прелестную, задорную песенку Хозе, который спешит на свидание с Кармен!
Автор оперы «Кармен», композитор Бизе, поручил эту песенку фаготу потому, что фагот лучше любого другого инструмента может изобразить звук, как бы доносящимся издалека.
Бывает голос фагота и страшным, даже зловещим, бывает и уморительно смешным, стариковским, ворчащим — недаром же музыканты в шутку называют фагот стариком.
Обо всех этих инструментах можно говорить и говорить без конца, но нас ждет нарядная, сверкающая «медь» — медные духовые инструменты.
Правнуки турьего рога.
Музыканты называют их просто «медь», так же как иногда деревянные духовые — «дерево». Так короче и потому удобнее. Но если «дерево» звучит не очень музыкально и такое фамильярное обращение можно разрешить только очень близким друзьям, то слово «медь» само по себе уже вызывает ощущение чего-то блестящего и звонкого, и потому такое название вполне подходит этой группе инструментов.
Самая главная в медной духовой группе — валторна. Самая эффектная и гордая — труба. Тромбон — самый старший (он раньше всех остальных инструментов этой группы появился в симфоническом оркестре), а туба — самая мощная. Не только в этой группе, но, пожалуй, и во всем оркестре.
Все они — достойные потомки богатырского турьего рога. Силы им не занимать. Захотят — весь оркестр смогут заглушить. Только это народ дисциплинированный — военная косточка. Из них ведь армейские оркестры составлены.
Конечно, не хватает им душевности, глубины (одна только валторна может быть и мягкой и нежной), но без них симфонический оркестр звучал бы намного слабее и однообразнее. Их гордые, сильные голоса очень нужны оркестру.
Больше всех похож на голос своего предка, охотничьего рога, голос валторны.
У немецкого композитора Вебера есть опера «Волшебный стрелок». К сожалению, сейчас она почти не исполняется, так что услышать ее трудно. Но один музыкальный номер из этой оперы знаком очень многим и сейчас — знаменитый «хор охотников». Вот этот-то охотничий хор Вебер и поручил сопровождать валторнам. Они звучат здесь призывно, но в то же время очень поэтично и чуточку таинственно. Даже у нас, хотя мы никогда не видели старинную охоту и не слышали настоящих охотничьих рогов, создается какое-то особое, «лесное» настроение.
Но в той же опере «Волшебный стрелок» есть и другая охота — фантастическая, жуткая погоня. Там тоже звучат валторны, только где же их поэтическая таинственность, романтическая и немножко наивная красота? Зловещие, причудливые звуки сопровождают эту охоту. Кровь стынет в жилах от ужаса, когда слышишь эти «адские» валторны.
Валторны могут «рычать» зло и страшно. Не случайно же именно трем валторнам поручал Сергей Прокофьев изображать волка в симфонической сказке «Петя и волк». А когда в кинофильме «Александр Невский» композитору понадобилось изобразить леденящий кровь, жестокий рев тевтонского военного рога и ему хотелось, чтобы этот звук был не только по-настоящему страшным, но еще и непривычным для нашего уха, он придвинул валторну к самому микрофону при записи музыки фильма, и к реву валторны присоединялся металлический призвук. Тот, кто видел «Александра Невского», помнит, конечно, этот ужасный рев тевтонского рога — сдавленный, скрежещущий и хриплый.
Да, неприглядная получается натура у валторны. Однако не торопитесь с выводами...
...Медленная часть Пятой симфонии Чайковского. Звучат мягкие, печальные аккорды, и сразу же, сменяя их, запел прекрасный голос. В нем столько задушевности, глубины, столько покоряющей сердце грусти. Задумчивый и нежный, он проникает в сердце и вызывает слезы. Это валторна. Оказывается, она может быть и такой.
А теперь представим себе, что композитору нужно изобразить в каком-то симфоническом произведении торжественный или воинственный сигнал. Какому из инструментов оркестра поручит он эту роль? Кто справится с ней лучше всех? Конечно же, труба!