Так описал первую встречу будущего музыканта с роялем замечательный французский писатель Ромэн Роллан.
Ромэн Роллан был не только писателем, но и музыкантом, замечательным историком-музыковедом. Он страстно любил музыку и много о ней писал. В своих музыкальных книгах он рассказывает о жизни знаменитых композиторов, глубоко и серьезно разбирает их творчество.
Читать эти книги очень интересно и не музыканту, но все же довольно трудно. Человек, не знающий музыки, может многого в них не понять.
Но есть у Ромэна Роллана музыкальная книга, которую можно читать без специальной подготовки — и все будет понятно и очень интересно, потому что это — роман. Роман о композиторе и пианисте, имя которого Жан Кристоф (роман так и называется «Жан Кристоф»).
Не ищите этого имени в музыкальных справочниках и энциклопедиях — его там нет, потому что такого композитора не существовало на свете. Его выдумал Ромэн Роллан. Произошло это, видимо, потому, что писателю хотелось создать роман не только о жизни музыканта, не только о его музыке (для этого он мог сделать героем романа любого существовавшего на самом деле композитора), но, главным образом, потому, что он хотел попытаться проникнуть в самое сокровенное, в самый процесс творчества. Рассказать о мыслях, переживаниях большого, талантливого художника — рассказать так, как он, Ромэн Роллан, человек необычайно музыкальный, все это понимает. Думать за Бетховена, за Моцарта, творить за них ему казалось, видимо, нескромным. Вот он и создал образ композитора, в котором воплотились черты многих великих музыкантов. (Можно, пожалуй, сказать, что Жан Кристоф больше всего похож на Бетховена, но именно только похож.)
Так вот — о маленьком Жане Кристофе. Вернее, о его ранних музыкальных впечатлениях.
Наверное, такие или похожие воспоминания о первом знакомстве с музыкой есть у каждого знаменитого музыканта, у каждого исполнителя. Все они испытывали в детстве эту удивительную, ни с чем не сравнимую радость открытия нового мира, в данном случае — мира музыкальных звуков. Каждый когда-то пленился им однажды и на всю жизнь.
Нет никакого сомнения, что такие воспоминания очень радостны. В них нет еще ничего трудного, непонятного, ведь в то время это была всего лишь игра — увлекательная, любимая игра, не больше.
Но вот кто-то заметил музыкальные способности маленького человечка, и его начинают учить музыке, — например, учить играть на рояле.
Прежде всего его учат, как нужно ставить пальцы на клавиши, как при этом держать всю руку. Не думайте, что это легко.
Затем он начинает изучать музыкальную грамоту, играет очень несложные пьески и песенки по нотам и одновременно учится играть упражнения, гаммы, арпеджии...
Начинаются трудности. Ромэн Роллан рассказывает:
«Скоро усиленные занятия надоели Кристофу до смерти. Скучно без конца повторять гаммы и упражнения, сухие и однообразные. Он попробовал взбунтоваться. Он начинал умышленно барабанить, ударяя куда попало, сбивался и путался. Отец сердился и кричал...»
Такие воспоминания уже не очень приятны. Но что же делать, наверное, и это случалось почти с каждым, кто в детстве учился музыке.
Однако проходил год, второй, третий — и оказывалось, что к скучным упражнениям можно привыкнуть. Потом становилось ясно, что они просто необходимы, что они помогают преодолеть технические трудности, которые встречаются в музыкальных произведениях, а произведения эти становятся с каждым разом все труднее и труднее, и вместе с тем все интереснее. Музыка начинает входить в жизнь юного музыканта по-настоящему. Уже не пугают страницы, которые кажутся черными — так густо напечатаны нотные знаки. Хочется разобраться в этих значках поскорее, узнать, услышать, о чем они говорят, и чтобы все услышали эту музыку так, как он, пианист (да-да, уже пианист!), ее понимает.
Слушая игру известных музыкантов, он уже не всегда соглашается с ними... Вот здесь, в этом месте, композитор хотел сказать не то, передать не те чувства, не то настроение... И после концерта спешит домой, чтобы поскорее сесть за рояль, проверить свои сомнения, попробовать сыграть самому.
... Прелюдия Шопена. Ее называют «прелюдия с капельками дождя». По преданию, Шопен написал ее в дождливый день, когда ему было особенно тревожно и грустно.
Вот они, капельки, монотонно повторяющаяся нота. На концерте у пианиста эта нота звучала суховато, четко и слишком звонко, словно он пытался подражать звуку падающих капель, и это было для него главным. Но разве это просто дождь? Нет и еще раз нет! Играть надо так, словно каждая капелька-нота ударяет прямо в сердце, заставляя его мучительно сжиматься от холодного, страшного в своем безразличии удара. Музыка прелюдии рассказывает не о дожде, она передает настроение, вызванное этим дождем.
А как это сыграть на рояле? Как добиться нужного настроения?
... Проходит час, второй... Одна нота, всего одна, но как трудно ее сыграть! И никакая техника тут уже не поможет.
Наконец пальцы нашли нужную силу удара, найден характер звука. Теперь кажется, что кончики пальцев невидимой ниточкой связаны с сердцем, которое отвечает каждому удару: «так-так-так».
На другом концерте не все понравилось в исполнении одной из сложнейших сонат Бетховена. И снова хочется сразу же сесть и сыграть самому. Но пока что это можно только в мечтах. Еще не хватает знаний, мастерства, жизненного опыта. А значит, пианист еще не имеет права взять на себя смелость раскрыть людям все мысли и чувства Бетховена, высказанные в этом сочинении. Он пока еще сам их не до конца понимает и ощущает.
Снова гаммы, упражнения, снова долгие часы за роялем...
Теперь он уже знает, что музыка — это на всю жизнь, что это его единственная страсть, единственная любовь, единственная цель. Теперь это уже будущая профессия.
Хватит ли таланта? Хватит ли упорства? Работоспособности? Может быть, лучше отказаться, свернуть?
«Человек с талантом, — говорит Артур Рубинштейн, один из лучших пианистов мира, — может родиться на маленькой или большой горе... в жизни каждого большого художника происходит борьба с самим собой: оставаться на горе или сойти в долину. Последнее, конечно, легче».
Хватит ли силы воли остаться на этой горе?
И снова гаммы, упражнения, все более и более сложные. Порой эти упражнения сложнее, чем самые виртуозные произведения.
Уже приходит первый успех, первые победы на конкурсах. Наконец — слава. А успокаиваться нельзя.
«Мы все стремимся к идеалу, — снова вспоминаются слова Артура Рубинштейна, — но каждый раз этот идеал отодвигается все дальше. Лучше заменить слово «идеал» словом «надежда». Достиг чего-то, мечтаешь снова — и так всегда».
Вот это и есть настоящее творчество. И разве эти слова относятся только к музыкантам?
О ПИАНИСТАХ
Знаменитый итальянский пианист Ферруччо Бузони как-то перечислил качества, которыми должен обладать музыкант-исполнитель, чтобы иметь право называться истинным художником.
«Большому художнику, — сказал он, — свойственны незаурядный ум, культура, широкое развитие во всем, что касается музыки и литературы, а так же в вопросах человеческого бытия. И характером должен обладать художник. Если хотя бы одно из этих необходимых качеств отсутствует — в каждой исполняемой фразе обнаружится пробел. Затем идут чувство, темперамент, фантазия, поэзия...
Нужно ли назвать в дополнение чувство формы, стиля, достоинство хорошего вкуса и оригинальности? Можно ли вообще перечислить все требуемое?
Прежде всего, однако, следует постоянно иметь в виду одно необходимое условие: у кого жизнь не проложила в душе следа, тот не овладеет языком искусства».