Молчком за собою
Высокую дверь притворил
И лишь над землею
Оставил шуршание крыл.
«Сколько пили с Яном…»
Сколько пили с Яном
В разные года,
Не видал я пьяным
Яна никогда
От вина, положим,
И не от вина.
Ведь любым прохожим
Жизнь его видна —
Чукчам ли, рижанам…
Где б он ни бывал,
Общим обожаньем
Били наповал.
Улыбалась Ялта,
Скрытно взор скосив:
— Посмотрите, Ян-то
Как у нас красив!
И сквозь все сквозь это
Шел он налегке...
Ну, а то, что спето,
Слышно вдалеке.
Песенка памяти Яна
Песенка памяти Яна,
Спетая под фортепьяно,
Пусть над землей прозвучит.
Горько, что сам он молчит.
Спорить не будем о вкусах.
Но почему на Миусах
Клен шелестит, а окно
Не открывают давно?
Ходят печальные вести,
Что тебя нету на месте,
Что ты шагнул за порог —
И над тобой бугорок.
Что же скажу я покуда?
Нам без тебя очень худо.
Что же скажу я, скорбя?
Нам не хватает тебя.
Смутно, при свете улыбок,
Музыки слышу обрывок.
Прошлым я вдруг обуян:
Это, по-моему, Ян.
Нет, это музыка только
Нами уловлена тонко.
Все-таки это не он —
Только мелодии стон.
«У того бывает тик…»
У того бывает тик,
Этот мается разлукой,
Ну а вот Иосиф Дик
Был безжалостно безрукий.
От военных страшных вьюг,
От внезапного приказа
Двух почти по локоть рук
Не хватало, да и глаза.
В магазин войдет с зимы:
Вот я весь, коль что-то значу.
Деньги, мол, сама возьми,
Положи обратно сдачу.
А ведь нам, друзья мои,
Не казалось это дико.
И инспекторы ГАИ,
Между прочим, знали Дика.
— Аккуратнее крути!..—
Он в ответ: — Да ладно, хватит…—
Сунет красные культи
В гнезда круглые — и катит.
То и се у нас не так
В этом мире, часто мглистом.
А Иосиф Дик, чудак,—
Жил и умер оптимистом.
«Давно ли было — Миша и Кайсын…»
Давно ли было — Миша и Кайсын
О женщинах болтали, а вначале
О пустяках. Кайсына младший сын
К ним подошел, и оба замолчали.
Он попросил на «пепси» у отца,
Перевернул в кассетнике кассету.
Плыл полдень. Дюнам не было конца.
И не хотелось продолжать беседу.
«Не ударьте в грязь лицом…»
Не ударьте в грязь лицом
При всеобщем дефиците
И лужок перед крыльцом
Непременно докосите.
Не спеша, наоборот.
Это будет вам отрадой.
Докосите до ворот,
А потом и за оградой.
Видя в небе некий знак,
В поздние писали годы
Тютчев, Фет и Пастернак
И, конечно, также Гёте.
Проповедуйте добро,
Не страшась, до самой смерти.
Уронить из рук перо
Вы успеете, поверьте.
Старая улица
Фасады здесь с атлантами,
Внутри же все равно
Засиженными лампами
Жилье озарено.
Там, правда, печи кафельные,
Былые изразцы.
Но полотенца вафельные —
Иные образцы.
И явно не стыкуются
Продавленный навес,
Запущенная улица
И чистый свет небес.
Прилет птиц
Тянет маем.
Есть кворум.
Открываем
Наш форум.
Свищут перья.
А вотум
Есть доверья?
Да вот он.
Это просто
Жизнь в силе
Строит гнезда
Средь сини.
«Весна текла со всех сторон…»
Весна текла со всех сторон,
Сиренью веяла,
Когда в родильном доме он
Сошел с конвейера.
Когда сошел со стапелей
Ночным корабликом,
А тьма за шумом тополей
Шумела «рафиком»,
Трамваем где-то невдали,—
То с высших лон уже
Бесстрастно линзы навели
На несмышленыша.
Детский хор
Пасмурные небеса
Вроде укора.
Ангельские голоса
Детского хора.
Трепетно-нежный полет,
Длящийся влажно.
Что этот мальчик поет —
Даже неважно.
Да и гораздо важней
Царственной свиты
То, что они уже с ней
Запросто слиты.
«Тише воды…»
Тише воды,
Ниже травы.
Горше беды,
Злее молвы.
Громче мольбы,
Выше вины.
Строже судьбы,
Хуже войны.
«Я лежал на земле, повторяя…»
Я лежал на земле, повторяя
Бедным телом любой бугорок
И ложбинку,— ночная, сырая
Степь тянулась вдали от дорог.
Не по званью и не по ранжиру
Посредине холодных степей
Мы притерлись к огромному миру
Каждой клеточкой жизни своей.
«Весной в лесу стоит шумок…»
Весной в лесу стоит шумок.
Вверху постреливают почки,
И первой зелени дымок
Показывает коготочки.
А осенью шуршит листва,
Шумящая, но неживая,
И с веток валится, едва
Другие ветки задевая.
И гуси медленным крылом
Пересекают небо кстати.
…Скажи, откуда ж бурелом
При этой вечной благодати?