4) отвергает всякий психологизм и субъективизм, утверждая, что «не наше счисление образует числовой ряд, а, напротив, числовой ряд есть условие возможности счисления, как его воспроизведения в временном процессе сознавания (341)»;
5) раскрывает загадку созидания «этим» «иного» и «этого иного» на почве категорий
· тождества
(«единство это не есть простая совместность разных или противоположных начал – „этого“ и „иного“, – а есть абсолютное единство, т.е. полная взаимопроникнутость», 344),
· различия
(«число есть всеединство, рассматриваемое под формой „этого“ – под формой абстрактного единства или определенности», 345),
· движения
(«определенность, как „это“ в отличие от „иного“, как „ограниченное“ на фоне безграничного, как „часть“ целого, которое она не исчерпывает собою, уже подразумевает в себе момент „продолжения“, то первичное „и“, которое ведет к образованию числа и множественности», 346),
· покоя
(«число есть отражение стихии движения в сфере покоя», 348),
· сущего
(«определенность есть по существу, по самому своему понятию часть целого; поэтому всеединство под формой определенности становится целым, состоящим из многих частей, как бы целым, осуществляемым по частям, ибо предполагаемое частью „продолжение“, выделяясь, превращается во все новые части», 347).
Следующее рассуждение С.Л. Франка (345) вскрывает в еще более четкой форме смысл того определения числа, которое даю я:
«В всеединстве [Плотиново первоединое. – А.Л.] как таковом мы имеем чистое единство „это-инаковости“, единое слитное ax; но поскольку оно мыслится подчиненным закону определенности [по Плотину, – поскольку оно – единое сущее. – А.Л.], это единое ax превращается в A, начало „иного“, становится тем, что остается в целом за вычетом этой части, т.е. тоже частью или второю частью.
Нельзя мыслить „это“ в отличие от иного, не мысля тем самым „иное“ также в отличие от „этого“, т.е. не превращая его в самостоятельную определенность или в новое „это“. Таким образом, единство „это и прочее“ превращается в связь двойственности „это-и-иное“, которое тем самым означает „это-и-это“, т.е. „это и второе это“. Но произведенное распространение категории „этости“ и на противочлен необходимо требует, в связи с собой, и расширения категории инаковости. Иное, как таковое, отныне стоит уже позади этого нового образования: „это и второе это“ означает (это-и-второе это) и прочее (иное).
Тем самым „это и второе это“, противопоставленное „иному“, становится само единством, и мы имеем не только порядковое число (первое, второе), но и количественное число два, которое таким же путем ведет к понятию „третьего“, а на его почве к „трем и т.д.“. Так выводится числовой ряд на основании вышеупомянутых категорий определения числа».
20)
Опять-таки наилучшее в современной философии творческое воспроизведение Плотиновой теории времени и числа принадлежит С.Л. Франку. Отвергая Наторпово логизирующее учение о взаимоотношении числа и времени (ук. соч., 348 – 353) и привлекая в принципиально исправленном виде учение Бергсона о времени как о чистой, творческой длительности, Франк учит так:
1) «Время есть живой поток становления, творчества, рождения нового – прямая противоположность неподвижному, готовому, сразу данному».
2) «С другой стороны, время есть не смена отдельных состояний, а неделимое или непрерывное целое, нечто единое в самой своей основе» (354).
3) Этот второй момент – единства – связан с первым – сплошности, непрерывности и взаимопроникнутости – не в силу самого времени как такового (как о том учит Бергсон), ибо
«сама длительность немыслима иначе, как на почве целостности»,
и
«ей присущ не только момент становления, развития, творчества, но в такой же мере и момент постоянства, т.е. сверхвременности»,