выразительная сила, — себя исчерпал. Он пришел в балет, и это естественно. Крупные художественные темы, расширяемые путем пляса, не правда ли, в этом есть нечто нелепое. Однако разложение зашло очень далеко. Другое дело — что эта традиция уже очень стара, несомненно, переживает период упадка, почти полного (он начался уже давно, очевидно, в конце ХХ века). Но что противопоставить ей, этой традиции? Революция противопоставила песню. А дальше? Да и бедно это. А может быть, нет? Для одного человека — хватит! Жж* Мысль художника должна быть не то чтобы проста, она должна быть открыта, не зашифрована. Иной раз огромные усилия надобно применить для того, чтобы разгрызть орех, внутри которого ничего нет или гнилая паутина. Чем глубже мысль, тем естественнее стремление творца выразить ее яснее, доступнее для людей. И наоборот, чем проще, мельче мысль художника, тем естественнее желание украсить ее эстетическими завитушками, сделать ее привлекательнее тем самым, интереснее для рассмотрения. Жж* Продолжение и развитие богатейшей и разнообразнейшей традиции Русского романса. Такая тенденция кажется мне очень и очень перспективной. Утверждение, возобновление глубоких связей, глубокой преемственности с великой национальной культурой, не только музыкальной, но и поэтической, традицией высокого поэтического русского языка, традицией Пушкина, Тютчева, Лермонтова, Некрасова, Блока, Есенина, Твардовского, кажется мне насущно необходимой в наше время. Возвышенный, благородный образ мыслей. жж Берут старинную народную или культовую музыку, цитируют, играючи, гениальные мелодии классиков, мелодии, возникшие в момент вдохновения, за которые заплачено кровью сердца. Берут без стеснения, без всякого зазрения совести (даже музыку своих же товарищей по Союзу Композиторов), как правило, портят эти мелодии, приспосабливая для своей ничтожной в художественном отношении, а подчас и вредной в общем, нравственном смысле, проблемы. Самодовольное ремесленничество, равнодушное ко всему на свете, кроме себя. О критике натурализма и формализма По молодости лет мне казалось, что резкая критика натурализма или формальных тенденций в искусстве была неверным шагом, неверной позицией. Мне казалось, что искусство классическое, например, русская опера с нравственной высотой ее художественных помыслов — незыблема. И Новое искусство является как бы ее 157
продолжением, ее естественным новым этапом, развитием, наследованием традиций. Но теперь я вижу, что дело обстоит не так просто. Новые тенденции несут несовместимость с классикой. Они открыто враждебны самому духу и внутренней сущности классического искусства. Манифест о том, чтобы «сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих с корабля Современности», — это совсем не «звонкая фраза», не пустые слова, не безобидная декларация, не пустая угроза. Новое искусство обладает чертами «несовместимости» с классикой. Оно несет идеи абсолютно противоположные. Оно хочет царить само по себе и не только из-за удовлетворения честолюбия тех, кто творит подобные «произведения». Классика же, являясь «враждебной» этому искусству по существу, либо подлежит упразднению, либо переделке, «исправлению», т. е. изуродованию, вытравливанию подлинного смысла, лежащего в ее глубинах. Примеров этому более чем достаточно в истории Русского театра, Русской музыки и Т.д. Современные борцы с Классикой стали, конечно, много опытнее, верно, учли опыт прошлого. Бороться с Русской культурой сейчас, активно прокламируя такую борьбу, — сложнее. После Октября подобная борьба велась под лозунгом «борьбы против самодержавия», с которым механически объединялась почти вся Русская культура, включая ее высочайшие художественные образцы в области духовной жизни, искусства и литературы. Сколько ценностей погибло — несть им числа. [Сейчас эти люди стали более изощренны.] Духовное оскудение народной жизни стало ужасающим. Образовавшаяся пустота (после искоренения религии) народной души открыта для зла, и оно заполняет эту душу неуклонно и постепенно, до дна. жж Революция, как и все великое, допускает множество толкований. Одни видят в ней добро и начало новой жизни, другие — зло, гибель, мрак и смерть. Для иных она оказалась средством захватить теплые места, а захватив их, они стали толковать революцию уже с позиций своей новой жизни и охраны своих привилегий. Вся дальнейшая жизнь, несомненно, связана с Революцией, но во всех ее сложностях (жизни!), невзгодах смешно обвинять Революцию. Это все равно, что винить стихию. Каждое поколение отвечает за себя, несмотря на всю преемственность ЖИЗНИ. Ныне многие толкуют Революцию с позиций личного удобства, личных дел, личной жизни, своей судьбы. Революция, как великое событие, даже имеющее всемирное значение, все же меньше, чем собственно — Россия. Революция — только факт, хотя и великий в ее судьбе. Этот факт очень значителен, он связан с изменением веры; я могу сравнить его с Крещением Руси, принятием Христианской веры. Революция же — выражение атеизма. Правда, Блок в конце своей поэмы дает Христа, идущего впереди, но революционеры его не видят и даже не подозревают о 158