– С кем?
– Со всеми, кто меня ненавидит в этой проклятой деревне!
– Да ведь я никогда не выхожу и никого не вижу. Как же я могу…
Он догнал ее и, схватив за руки, закричал:
– Небось только и мечтаешь, как бы выйти отсюда. Я тебя знаю, шлюха. Я знаю, ты только и делаешь, что кривляешься перед зеркалом, думая о том, какой хорошенькой вдовой ты будешь.
Он грубо встряхнул ее.
– Посмей только сказать, что это неправда! Ну, скажи!
– Да, это правда…
Дон Лючано отпрянул, как от удара в лицо, и, отпустив жену, пробормотал, заикаясь:
– Будь ты проклята! Ты мне заплатишь… слышишь… я заставлю тебя… ты пожалеешь о прошедших годах, когда узнаешь, что тебя ожидает. У тебя будет достаточно времени для страданий, потому что я не собираюсь так скоро умирать!
Она подняла на него безмятежный взор:
– Кто знает, дон Лючано?
Утром Пьетро Массачо, возвращаясь из Бискаро, куда он ходил проведать больную сестру, обнаружил на дороге, ведущей к дому Криппа, тело дона Лючано. Он был одет в домашний халат, череп его быз разможжен страшным ударом. Оправившись от потрясения, Пьетро поспешил к карабинеру.
ГЛАВА II
Мика и Сальваторе, недовольные тем, что их рано разбудили, сидели за обеденным столом и с трудом пытались донести до рта ложки с кашей, которой их пичкала мать. Чрезвычайно важный Пепе, прислонив свой верный мушкет к стулу, ждал, когда очередь дойдет и до него. Обычно сначала кормили деда, и тот факт, что Лаура отступила от традиционного ритуала, выдавал ее волнение. Не в силах вынести тревогу, мучавшую ее с вечера, синьора Капелляро захныкала:
– Ты думаешь, Аттилио, что Марио сможет забыть связывающие вас кровные узы и расстрелять тебя из страха перед Лючано Криппа?
Пепе издал какой-то звук вроде лошадиного ржания и сказал:
– Веничьо – кретин! Он и пальцем не посмеет пошевелить. А если он намеревается принять участие в убийстве твоего мужа, Лаура, то он будет иметь дело со мной! Я не могу допустить, чтобы Веничьо отравляли мне существование до конца моих дней! Дай мне мой суп, малышка, и перестань поливать его слезами.
Не отвечая, Лаура бросилась к детям и порывисто прижала испуганных Мику и Сальваторе к своей груди.
– Бедные сиротки! Что с вами станет без папочки?
Едва сдерживая слезы, Аттилио слабо возразил:
– Подожди еще немного, Лаура…
Оставив детей, синьора Капелляро выпрямилась и, как вдова Гектора у трупа своего супруга, поклялась, что никогда больше не выйдет замуж, дабы сохранить верность памяти любимого мужа. Это торжественное обещание особо утешило Аттилио, и он проворчал:
– Вместо того, чтобы болтать глупости, лучше достань мне чистую рубашку и подогрей воду.
Она вытаращила глаза:
– Зачем?
– Чтобы помыться, вот зачем! Уж если я умру, по крайней мере меня похоронят чистым.
Лаура побледнела. Бурное воображение итальянки уже рисовало ей церемонию погребения Аттилио, в ее мозгу проносились картины одна мрачнее другой. Сальваторе вернул ее в мир реальности, заметив, что уже пора в школу, а полдник еще не готов. Лаура молча протянула им по куску черствого хлеба. Мальчик скорчил гримасу:
– Это все?
– Да, это все, несчастные мои херувимчики… Нужно приучать вас к бедности. Кто знает, может потом вы будете счастливы, когда чья-то милосердная рука подаст вам кусок хлеба!
Малыши ничего не поняли из этой тирады, но отец сказал:
– Ты не должна так говорить, Лаура, ты лишаешь меня мужества, а оно мне, без сомнения, понадобится.
Сальваторе нетерпеливо подгонял старшую сестру:
– Мика, ты идешь? Мы опоздаем.
Они кинулись к дверям, но отец задержал их на полдороге.
– Детки мои, обнимите меня покрепче… так крепко, как сможете.
Выполняя эту странную, по их мнению, просьбу, дети чуть не задушили его в объятиях, приплясывая от нетерпения. Преодолевая волнение, Капелляро торжественно произнес последние слова, обращенные к детям. Ему хотелось, чтобы они на всю жизнь сохранили воспоминание об этом.
– Слушайтесь маму. А когда вырастите, помните, что ваш отец пал за свободу.
Если бы речь шла не о нем самом, Капелляро не удержался бы от аплодисментов. Малыши, менее чувствительные к отцовскому красноречию, ринулись к дверям, но на пороге столкнулись с входящим в дом карабинером. Увидев Джузеппе, Лаура закричала:
– Вы пришли его арестовать?
– Нет.
– Спасибо, святая Маргарита!
Карабинер поставил свое ружье, с которым никогда не расставался, у двери и сказал:
– Осторожно, Пепе, лучше это не трогать.
Старик презрительно скривился: