В противоположность ему политически ангажированная музыка 60-х ориентируется на плохое эстетическое сознание» (Dabihaus Carl. 19. Jahrhundert heute. — Musica. 1970. N l. S. 12). «Отсутствие понятия произведения связывает сегодняшний авангард с тривиальной музыкой» — указано в 1971 году (см. отчет о докладе К. Дальхауза в Австрийском музыкальном обществе: Цsterreichische Musikzeitschrift, 1971, N 2. S. 102).
26 См.: Eggebrecht H.-H. Opusmusik. — Schweizerische Musikzeitung, 1975. N 1. S. 7.
27Eggebrecht H.-H. Zur Geschichte der Beethoven-Rezeption. Mainz, 1972. S. 36.
28 Примерно так, как верят в собственную непосредственность жестокий романс или строевая песня; ср. замечание Жана Кокто: «Кожа у всех нас чувствительна к цыганской музыке и к военным маршам» (Кокто Ж. Петух и Арлекин / Сост., пер., послесл. и коммент. М.А Сапонова. М, 2000. С. 13).
29 Уже Р. Шуман называл публику «толпой» и подчеркивал «массовость» музыки: «В отличие от живописи, музыка — то искусство, которым мы лучше всего наслаждаемся сообща, в толпе <…> искусство, которое в одно и то же мгновение захватывает тысячи таких, как мы». См.: Шуман Р. О музыке и музыкантах. М., 1975. С. 88. П.В. Анненков в «Парижских письмах» (1840) акцентирует специфический социальный состав этой «толпы» в одной из музыкальных столиц Европы: «…в Вене живется совсем инаково, чем в остальной Германии <…> нет того, что называется домами веселья; от этого образовались здесь два класса женщин: для одного из них (pour les femmes galantes, — т.е. в принятом переводе: "для женщин легкого поведения". — Т.Ч. )<…> играют оркестры Страуса, Ланнера и Морелли и др., для них отделываются великолепные мраморные залы <…> Репутация Вены как музыкального города вся лежит на плечах Ланнера и Страуса и на бесчисленных вальсах и галопадах. Опера же плоха; знаменитые музыкальные произведения даются раз в год обществом любителей музыки». См.: Анненков П.В. Парижские письма. М., 1983. С. 15—16.
СЛУЧАИ с эхом зала
На открытии съезда композиторов 2000 года в Большом зале консерватории игрались оркестровые вариации маститого советского-постсоветского композитора на колокольную тему Мусоргского. Надо напомнить, что периметр Большого зала на высоте второго амфитеатра украшен овальными-портретами классиков. Вариации начались. Через полторы — две минуты в полупустом ряд)! партера известный музыковед, непременно присутствующий на всех концертах новой музыки и всегда с блокнотиками, в которых десятилетиями каталогизировал новинки, резко отвернулся от сцены, вытянул шею куда-то вверх и вбок — стало ясно, что музыковед пристально и напряженно смотрит на портрет Мусоргского. От скучной невнятности играемого публика вслед за ним принялась разглядывать привычное изображение, которого давно уже не замечала. Лицо на портрете выражало глубокий укор — не то метафизический, не то похмельный. На четвертой—пятой минуте сочинения музыковед повернулся к оркестру и с той же пристальностью вперился в дирижера. Публика тоже словно впервые обнаружила на сцене исполнителей — казалось, что недоуменно страдающим взглядом Мусоргского. Еще через минуты две музыковед опять резко вывернул голову в сторону портрета Мусоргского, затем вновь уставился на оркестр. Зал синхронно совершал те же движения. В итоге осталось-таки двадцатиминутное ощущение художественного события: опыт безнадежного вглядывания в лицо традиции в ситуации ее мнимого возрождения.
* * *
В артистическую Малого зала в антракте до исполнителей донесли новость: среди публики находится В. Жириновский. В то время Жириновский гремел политически-бытовыми скандалами — кого-то таскал за волосы, кому-то плескал в лицо соком, словом вел себя шумно. Виолончелист Владимир Тонха и органистка Татьяна Сергеева вышли на сцену с предчувствием опасности. На органе играют, сидя спиной к залу. В какой-то момент Сергеевой стало казаться, что в зале растет непонятная суета, раздаются вскрики. В ужасе она остановилась и обернулас. «Ты что? — прошипел Тонха. — Ну, сфальшивил я, но не настолько же?» В зале было совершенно тихо.
Потом Сергеева поняла, что это были слуховые галлюцинации: композиторскому слуху (способному уловить то, что не звучит, но должно/может прозвучать) из зала отозвался имидж Жириновского.
Контекст (конспективно).
В рекламной видеоэстетике глаза(их традиционная роль: «зеркало души»), освоившись в роли зеркала товара (объектива камеры, снимающей красочную упаковку, взгляда зрителя, в который видеокамера внедряет аппетитную оптику), перешли в новое качество: теперь глаза непосредственно есть товар, без всякого зеркала. Дистанция между «видеть» и «иметь» упразднена за счет вивисекторского ослепления. Вещи — уже не прекрасные и влекущие видения, их уже не надо видеть, они сами стали видением. В 2000 и 2001 годах очередная марка кофе рекламировалась так. Первый план (сверхкрупно): глаз. Компьютерное увеличение, как под линзой микроскопа: каряя радужка оказывается коричневой жидкостью в фирменной кофейной чашке (вид сверху). Затем чашка с кофе, вставленная в глаз вместо радужки и зрачка, переворачивается (вид сбоку), укрупняется и наезжает на зрителя, занимая весь экран. Товар «вылупляется» из глаза, как насекомое из отсохшего кокона. Другой образец: шедший примерно с 1999 года и до сих пор повторяемый рекламный ролик телевизора нового поколения. Первый план (общий): неведомо куда бредущая толпа в серых униформах. Планы средне-крупные и крупные: глаза на лицах статистов зацементированы гримом так, как будто щеки непосредственно переходят в лоб, и глазная впадина анатомически отсутствует. Следующий план (общий): на неком фетишистском столбе, обтекаемом толпою, возвышается рекламируемый телевизор. Новый план: маленькая девочка, у которой есть глаза, и притом стеклянно-синие, как у куклы (явные линзы), спасает человечество: она берет пульт, нажимает на кнопку, на экране телевизора возникает изображение. На лицах толпы (крупные планы) маскировавшая глазные впадины штукатурка сначала трескается, как давно не обновлявшийся асфальт, а затем (средние и общие планы) осыпается толстыми кусками. Под ней оказываются глаза, у всех одинаковые, линзово-синие, и все устремленные в одном направлении — на телеэкран. Телеэкран «порождает» зрение, чтобы поглотить его.
Овеществлению зрения отзывается развеществление товаров. В частности, новые марки кофе или серии телевизоров ничего принципиально нового не содержат; что называется, разливали из одной бочки. Просто надо наращивать продажи, и в рекламе гиперболизируются микроскопические отличия новопроизведенного продукта от прежних серий тех же линий.
НЕПОДСТРОЧНОЕ ПРИМЕЧАНИЕ.
Калинников (1866-1901)
Позиция завершителя эпохи, которую в прежние времена занимал, например, И.С. Бах (из его наследия, как заметил А. Швейцер, ничего не вытекало), в календарном XIX веке оказалась незанятой (именно поэтому XIX век продлился за пределы собственных дат и аннексировал значительную часть следующего столетия). Были лишь малозаметные попытки поставить точку; малозаметные не из-за художественной незначительности, но потому, что сознание, настроенное на прогресс, их не замечало.
К попыткам завершить XIX век в положенные хронологические сроки относится наследие русского симфониста Василия Калинникова.