Сорвался со своего места Тегамот, и слово его молнией могло показаться:
- Проступок очевиден, посему требую кары наивысшей, превращения обвиняемого в человека до конца дней его!
- Я же, - ответил на эти слова защитник Зарон, - сомневаюсь в юридическом основании данного процесса, поскольку нет у нас закона, который бы запрещал доставлять в ад что угодно, пусть даже и картины, представляющие священные предметы. А раз запрета такового не имеется, значит нет и вины, тогда суд этот беззаконен, а обвиняемый - невиновен!
Остолбенели все при словах таковых и не знали, что делать в таком случае, ибо правдой была Заронова речь. Из неприятности та кой вывел их Господин наш, Люцифер Великий и Громовладный, в мудрости своей и справедливости неизмерной изрекши следующее:
- Тогда я запрещающий закон подобный теперь устанавливаю и делаю его обязательным!
- Но тогда он от сегодня действовать станет, - сказал на это Зарон. - Действия же Бельбаала, как совершенные ранее, ему не подчиняются.
- Ошибаешься, Зарон, в хитрости своей, - объяснил ему Повелитель, - ибо закон этот ретроактивен, подчиняющий себе все действия, прошедшие и будущие, совершенные и несовершенные, что по земному образцу устанавливаем, ибо это земная преисподняя, а не какая иная. Приступайте к делу.
Усмехнулся с торжеством Тегамот, зато морда Вельзевулова еще ниже спустилась. Один Бельбаал невозмутимым остался.
И приступил Зарон к защите голосом рьяным, чему никто не удивлялся, ведь все знали, что давно они с Бельбаалом приятельствуют.
- Поначалу хочу я напомнить, - сказал он, - что картина эта была украдена Бельбаалом из Национальной Галереи в Вашингтоне, что дает вред роду людскому: который картины таковые весьма любит и ценит, платя за них деньги преогромные. Так разве не дьявольское это деяние, и разве причиненный людям вред не принес Бельбаалу славы?
- Принес бы, - парировал, шипя зловредно, Тегамот, - если бы Бельбаал эту картину уничтожил. А он притащил ее в ад, жилище наше тем самым оскверняя. Мы говорим здесь о вреде, не людям принесенном, но нам!
- Тогда сказать следует, зачем он так поступил.
- О том нам уже ведомо, и оправданием ни в коей мере быть не может! - вскричал Тегамот. Но ведь Господин Наш Предвечный не ведает, который и приговор тогда справедливый выдаст, так что историю сию рассказать стоит!
И кивнул позволяюще достойной мордой своей Люцифер. Зарон же начал свой рассказ:
- О Господин наш Всемогущий! Эта картина представляет собор в Руане, том городе, где в году земном 1431 Жанну д'Арк, Орлеанскую Деву, на костре сожгли, благодаря чему, судьи ее и палачи преисподнюю нашу весьма обогатили достойными своими особами. До нынешнего времени варим мы их в смоле, а с года земного 1920, когда эту женщину еще и канонизировали на Земле, дополнительные муки регулярно к ним применяем.
- Об этом я знаю, - сказал ему на это Люцифер, - только как это к делу относится?
- Потерпите, о Наимудрейший. Позвольте мне прочитать текст, который я в защиту Бельбаала из земной книги извлек, и который все происходившее в краткости излагает.
И взяв два листка, печатным текстом заполненные, заблаговременно подготовленные, стал он читать:
"Вскоре после казни во Франции разнеслись слухи, что все это дело покрыто тайной. Вспоминали о том, что осужденных к костру сжигают в шапках еретиков на головах, и что шапки те заслоняют лицо - откуда же уверенность, что на костер привели настоящую Жанну д'Арк? Затем появилась еще более точная информация. Говорили, что вместо Жанны была сожжена какая-то другая женщина, которую в самый последний момент подставили вместо Орлеанской Девы. Упоминались две: Пьерронна ле Бретон и Катарина де ля Рошель. Обе, как и Жанна, были женщинами-воинами, попали в плен в Компьени, причем, в то же самое время, и наконец, обе были осуждены, равно как и Жанна к сожжению за еретические взгляды. Количество этих аналогий совершенно заглушило в умах людей, желающих верить, будто их идол жив, некоторый факт, не совсем совпадающий со слухами - а именно тот, что обе вышеупомянутые дамы были публично сожжены в Париже, а не в Руане.
Решающим же моментом аферы, дрожжами которой стала стоголосая сплетня, стало 20 мая 1436 года. В Мареуй, неподалеку от Метца (Лотарингия), к двум братьям Жанны д'Арк, Жану и Пьеру дю Лис, пришла какая-то женщина и заявила, что она... их любимая сестренка, сожженная пять лет тому назад. Те онемели от ее слов, после чего стали со всей тщательностью и подозрением к ней присматриваться. Та была вроде бы старше Жанны, но подобие было удиви тельным..."