И свет зажечь. И сдвинуть полог
90
Кромешной тьмы. Потом опять
Достать конверты с дальних полок,
По строчкам письма разбирать.
Искать слова, сверяя числа,
Не помнить снов. Почти крича,
Любой ценой дойти до смысла.
Понять и сызнова начать.
Не спать ночей, гнать тишину из комнат,
Сдвигать столы, последний взять редут,
И женщин тех, которые не помнят,
Обратно звать и знать, что не придут.
Не спать ночей, не досчитаться писем,
Не чтить посулов, доводов, похвал
И видеть те неснившиеся выси,
Которых прежде взор не достигал, —
Узнать вещей извечные основы,
Вдруг вспомнить жизнь.
В лицо узнать ее.
Прийти к тебе и, не сказав ни слова,
Уйти, забыть и возвратиться снова,
Моя любовь — могущество мое.
«Волшебный край песков и солнца». О Хорезмской
экспедиции. И эта статья была опубликована в нашей
многотиражке университетской. И сразу как-то ко мне интерес в
этом плане: «А что же в экспедиции, как и что?» Тут рассказы
всевозможные о находках. Статья появляется в «Московском
комсомольце» — о нашей экспедиции и обо мне. И там, значит,
что называется «любознательность»… что-то такое. Уже
положение обязывало, Уже мне, легкомысленно увлекающейся
то одним, то другим, нельзя было оставаться. И я взялась
всерьез за ученье. То есть, тут организовался… организовала
факультативный курс архитектуры. Пригласили хорошего,
известного профессора Брнова. Он нам читал этот курс
факультативно. Было все интересно. А потом вдруг возникает
такое предложение... по-моему, наверное, в комитете
комсомола, что «а не пора ли нам на факультете, уже не на
91
курсе, организовать научное студенческое общество, НСО». И
меня выбирают председателем оргбюро этого научного
студенческого общества. Ну, вошли туда несколько известных
наших профессоров. Тот же Толстов , который в то время —
руководитель, начальник Хорезмской экспедиции, заведующий
кафедрой этнографии на истфаке, и в то же время директор
института материальной культуры Московского филиала. Ну, и
еще, значит, профессор, ведущий, Бахрушин туда же вошел.
Вот Толстов, Лебедев … В общем, четыре известных
профессора, а дальше – студенты шли. Студенты не только…
Вот я была председателем этого общества, а потом были
студенты и с истфака… Вот сын академика Шмидта (сейчас
часто он выступает)… Сигурд его звали, Шмидт. Он был на два
курса младше. Мы привлекли его в это общество, потому что он
будет нам, значит, … читающих лекции академиков,
профессоров… Первым, кто читал лекцию, был его папа, Отто
Юльевич Шмидт <смеѐтся>. Организовали….
Это была, конечно, очень интересная, очень ответственная
работа. И уже в это время халтурить, что называется, сдавать
так, как получится, мне, ну… не хотелось. Я всерьез занялась
учебой. Это был, значит, конец третьего курса и четвертый курс
истфака. Мой последний, наш с Николаем, последний
предвоенный курс.
Ну, вот тут произошел у нас некоторый разлад на этой
почве, я вам рассказывала, чувство ревности какое-то. Потом
подходит декабрь сорокового года. Николай (как-то в
общежитии мы с ним встречаемся) <он> говорит… ну, опять,
так сказать, попросил прощенья, «да не обижайся, давай вместе
встретим новый год». Сорок первый. Я согласилась. Это должна
была быть компания его друзей. Вот его соклассник, Николай
Шеберстов, стал известным художником потом. Его соклассник-
ивановец, Константин Титов, учился в Вахтанговском училище.
В последствии стал актером Рижского ТЮЗа, и до сих пор он в
Риге. Вот эти ребята и их подруги собирались на квартире
<встречать новый год, в центре Москвы> братьев, тоже
впоследствии художниками они стали. Ройт..., не помню точно
фамилию. Я согласилась.
92
И вот вечер тридцать первого. Вдруг приходят за мной
Костя Титов, Коля как-то виновато говорит: «А ты знаешь, я не
могу пойти – я получил телеграмму о том, что умер отец. В
Иваново. И он в ночь под новый год уезжает в Иваново. Ребята
мне говорят «ну, все-таки пойдем вместе». И я вот эту
новогоднюю ночь сорок первого года провела вместе с ними,
вот, без Николая.
Потом, Николай когда приехал оттуда, и говорит:
«Понимаешь… Подхожу к дому, рань (это ночной поезд был,
Кинешемский, наверное; вот он подходит к дому ранним утром)
…Слышу, говорит, – музыка играет. Что такое? Вхожу – все в
порядке. Отец жив-здоров. Веселятся. Новый год…»