и считают время — не проспи.
Так пересчитывает сдачу
скупой и недоверчивый кассир.
Но тебе вставать еще не скоро
и, наверно, слушать надоест,
как, не находя удобных мест,
чьи-то тени бродят коридором.
1938
АВГУСТ
Ты для меня и музыка, и сон,
Последний снег, осенняя прохлада,
И всплеск последний града,
И ночь, что подступает под балкон
Великолепьем августовским сада.
Я весь в тебе. Давай поговорим,
Пока мы здесь вдвоем, неотделимы.
Как дышим мы дыханием одним
116
И не живем, а медленно горим
И даже уловляем запах дыма.
Так навсегда меж нами повелось:
Считать обидой легкое участье,
Над чувствами не ставить выше власти,
С ума сходить от бронзовых волос
И шепотом рассказывать о счастье.
Будь для меня постылою простудой,
Будь горною тропою до небес.
Я не спрошу — зачем ты и откуда?
Будь для меня одним великим чудом
Из тех семи прославленных чудес!
Будь для меня и небом, и землей,
Пошли на смерть, корми тяжелым хлебом!
Я всем плачу тебе: собой,
Словами лучшими и славой ветровой
За эти руки, пахнущие небом!
ДЕТСТВО
Я был влюбленным в лес и в воду,
В простую радость, в игры во дворе.
Курил табак. Крал тайно из комода
Отцовский карабин, хранимый в кобуре.
Друзья мои, — владельцы птичьих клеток, —
Невинных снов, диковинных гвоздей, —
В часы нужды курили листья с веток,
Дрались у игрищ, крали голубей.
На все был спрос, к любой покупке повод.
Превыше всех коллекций старины
Ценились карабин и книжка «Овод»,
Для них, казалось, не было цены.
Мир был предельно прост и ясен.
117
И за пригоршню пятаков
Мы покупали мыслимое счастье,
Закованное в тяжести подков.
***
…Он для тебя украсит стены
И скажет: «Славой ослеплю!»
А я опять останусь с теми,
Которых вовсе не люблю.
И в смене встреч и длинных будней
Тебя я вспомню, изумлюсь!
Все тяжелей и безрассудней,
Все непонятней становлюсь.
Я не пойму, моя отрада,
Как можно в этакой стране
Всю жизнь пройти с тобою рядом
И все ж остаться в стороне.
ЗОВ ЖИЗНИ
Был долог бабий блуд на сеновале.
Пока чернело небо без стрижей, —
ворочались, потели, целовали
в тупые переносицы мужей.
А мужики лежали как пласты, —
дневная ноша плечи им растерла.
Тяжелые нательные кресты,
как тараканы, выбились на горло.
Сквозь крышу шел густой полынный запах,
и прежде чем отдаться вдоволь сну,
не торопясь, кузнец в тяжелых лапах
ласкал и тешил глупую жену.
Так мнет горшечник розовую глину,
крутя ее, как древний ворожей.
Так парни тащат за пальто к овину
бесстыжих хуторянок от мужей.
118
Дорога шла вразвалку от села
За рожь, в кусты, в душистые осины.
Там девка парня за руку вела,
в глаза глядела, за виски брала
и рассказать о звездах не просила.
Что услышишь в ночь такую?
То ли влага бьет в суку?
То ль тетерева токуют
в ночь такую на току?
Леонид Таганов
Ивановское братство поэтов-фронтовиков
(отрывок)
С ивановским краем связана целая плеяда поэтов
фронтового поколения, чьи имена вошли в историю советской
литературы. Самые известные из них: Алексей Лебедев (1912–
1941), Николай Майоров (1919–1942), Михаил Дудин (1916–
1993), Владимир Жуков (1920–1997). В советском Иванове их
жизнь и творчество всячески пропагандировалось в целях
придания городу имиджа не только трудовой, но и боевой
славы. А козырять», действительно, было чем: в крае, который
никогда не был театром военных действий, возникла группа
первоклассных поэтов, воспевших героизм советского народа в
годы Великой Отечественной войны.
Об этом должны знать все! В школах, фабричных цехах
проводились политчасы, посвящѐнные славным землякам. Их
именем называли улицы. В «литературном» сквере установили
бронзовые бюсты Лебедеву и Майорову. Дудин и Жуков
удостоены звания почѐтного гражданина города. Литературные
премии, различные фестивали в честь названных поэтов до сих
пор считаются важными событиями в культурной жизни края.
Но, скажем прямо, с исчезновением СССР массовый интерес к
этим легендарным в советские времена именам падает.