Вопрос о сложном состоянии советско-американских отношений со всей силой поставлен на XXVI съезде КПСС. И не только о советско-американских отношениях. В конце концов кардинальнейший вопрос: куда мы идем — к войне или миру? Наш мирный план хорошо известен. Я не буду перечислять все инициативы. В своем коротком выступлении хочу немножко порассуждать о том, как и почему наши две страны, да и все человечество в начале 80-х годов снова очутились на распутье — куда идти?
Мы и американцы. Мы более любознательны, они — менее. Но мы постоянно вглядываемся друг в друга, потому что в мире мы — две самые главные державы. Находимся в разных полушариях, расстояния огромные. Кто их испытал, тот знает. Пароходом от Нью-Йорка до Ленинграда я дважды плыл почти по две недели, да и в самолете только над Атлантикой томишься семь-восемь часов. И тем не менее в одном смысле мы ближе к далекому американскому континенту, чем к Западной Европе. Ведь в смысле самом коренном, в смысле выбора между жизнью и смертью нас отделяет лишь каких-то полчаса лета межконтинентальных баллистических ракет с ядерными боеголовками. И надо сказать, что сейчас американцы «для себя» хотят сократить это расстояние до шести — восьми минут, собираясь разместить свои «Першинги» и «Томагавки» в Западной Европе.
Мы вглядываемся друг в друга, проходя через самый тревожный период в истории человечества. Совпали и на наших глазах завязались в самый тугой узел два момента. С одной стороны, человечество в самой технически развитой его части расколото на две очень разные, непримиримые, не принимающие друг друга социально-политические системы — социалистическую и капиталистическую. С другой стороны, именно в этот момент радикального раскола в руках как раз этой части человечества оказалось оружие, которое человеку впервые в истории дает возможность практически уничтожить самого себя как биологический вид, а заодно и все живое на земле.
У Пушкина Сальери, отравивший Моцарта, задавался вопросом, совместны ли гений и злодейство? Сейчас он мог бы не терзаться. Гений науки ответил: да, совместны, и вместо бледных коней библейского апокалипсиса вывел на сцену мировой истории термоядерное оружие.
В тени ядерного апокалипсиса мы научились жить почти как ни в чем не бывало, демонстрируя стойкость и неистребимость человеческого духа, а также культивируя положительные эмоции. В эти мартовские радостные дни мне и самому никак не хочется от них отказываться, тем более посягать на веселое настроение других.
Но сейчас, как вы ежедневно слышите и читаете, всё чаще конкретизируется и как бы освещается светом фактов кромешная тьма ядерной смерти. Я тоже отважусь привести одну маленькую иллюстрацию на тему большой Бомбы.
Некоторое время назад американский журнал «Прогрессив» в подробностях и с максимально доступной, почерпнутой из научных источников точностью вообразил, как выглядел бы взрыв 20-мегатонной ядерной бомбы в центре города с населением в 4—5 миллионов человек. 20 мегатонн — это эквивалент 20 миллионов тонн тринитротолуола, одна тысяча Хиросим.
Так вот. Взрывается эта бомба, предположим, в нескольких метрах над поверхностью. Мгновенно, менее чем в одну миллионную долю секунды, создается температура выше 80 миллионов градусов по Цельсию. Жар в 4 раза сильнее, чем в самом центре Солнца. Бомба оставляет воронку глубиной в 200 метров, диаметром в 2,5 километра. Насыпь по краям воронки поднимается на высоту приблизительно ч 70 метров, то есть 25-этажного дома и выглядит как самый высокий объект в Чикаго, на родине небоскребов. Потому что все остальное исчезло. И не просто исчезло — испарилось! Буквально все вокруг эпицентра испарилось — небоскребы из стали и бетона, дороги и мосты, испарились тысячи тонн земли и, конечно, сотни тысяч людей, их жизни, их судьбы, их будни и порывы, настоящее и будущее. Люди, оказавшиеся там, все до одного испарились, не оставив и горстки праха. Не оставив даже тени, как тот безвестный, трагически знаменитый житель Хиросимы, которого в тамошнем мемориальном музее мира показывают в виде вечной тени на уцелевших бетонных ступеньках одного местного банка. Не будет и тени, потому что не останется никаких бетонных ступеней.
Над воронкой, похожей на кратер вулкана, над мгновенно возникшей пустыней взлетает в то же мгновение огненный шар диаметром в 4—5 километров, и даже для людей на расстоянии 10 километров от эпицентра оп ярче 5000 солнц, но они не успевают разглядеть его и услышать звук взрыва, потому что моментально погибают от жары. Стекло плавится и па расстоянии 10 километров. Бетонные поверхности распадаются от высочайшей температуры. Все воспламеняющиеся вещества взрываются. Взрывная волна рождает ураганы, съедающие весь кислород, и от удушья погибают и те, кто по тем или иным причинам был в этот миг под землей.