— Деревенские, говорите, — хмыкнул Арсений Петрович. — Ну-ну. Хорошо же замаскировались ваши родственники.
— Простите, не понимаю.
— Я объясню. Дело в том, что Елисеевы — довольно известная дворянская фамилия.
— Да я с ходу могу показать пару-тройку Елисеевых, чьи предки всю жизнь волам хвосты крутили. А вы говорите «дворяне»!
Арсений Петрович засмеялся. Вот уж не ожидал, что моя реплика вызовет в нём столь бурные эмоции.
— Нет уж, в вашем случае мы имеем дело с отпрыском дворянского гнезда, — сообщил он, когда закончил смеяться. — Сведения достоверные на все сто процентов. Мы специально проверяли.
— Дворяне так дворяне, — пожал я плечами. — По большому счёту мне всё равно. Лишь бы люди были хорошие.
— Рад, что относитесь к этому спокойно.
— А как ещё можно относиться? — изумился я.
— По-разному. Есть такие, что с ходу кичатся: как же! «Голубая кровь», «белая кость», «элита»! Как говорится в одном известном историческом анекдоте — на самом деле всё лучшее у них в земле.
— Тогда к чему вы вообще подняли тему моего происхождения? Только не говорите, что Елисеевы — родня каким-нибудь «рюриковичам», и пришло время посадить кого-то из нас на престол. Тем более, вы просили принимать всё всерьёз…
— Что вы?! — всплеснул руками Арсений Петрович. — Столь далеко идущих планов у нас нет. Да и к Рюриковичам и тем более Романовым, вы никакого отношения не имеете.
— Слава богу! — с деланной радостью воскликнул я.
— Предлагаю вернуться к нашим баранам… Простите покорно, это я не ваших предков имел в виду, — сконфузился он.
— Я догадался.
— Вы действительно происходите из старинного русского дворянского рода. Небогатого и незнатного.
— Другими словами, наследство от внезапно умершего дядюшки-креза мне не светит? Жаль, я бы не отказался.
— Кто же от такого откажется?! Но это и впрямь не ваш случай. Поместий, заводов, газет, пароходов за Елисеевыми отродясь не водилось. Только прошу не путать с другими Елисеевыми. Те были купцами, происходили из крепостных крестьян Ярославской губернии.
— Родни в Ярославле у меня точно нет, — заверил я.
Арсений Петрович поморщился.
— Мне это известно, — сказал он.
— Ого! Я оказывается под колпаком? Кхм… Чего же такого я успел натворить?
— Не судимы, не привлекались, в базе данных из грехов на вас только парочка штрафов за переход в неположенном месте или на красный свет.
— На работу спешил, — почему-то смутился я.
— Всё нормально! С моей точки зрения — и правоохранительные органы придерживаются такого же мнения — вы абсолютно чисты.
— Наверное, это их недоработка, — вспомнил я бородатый анекдот.
Визави деликатно улыбнулся.
— Да уж… Докопаться у нас в стране можно и до столба. Собственно, не только у нас. Однако мы опять ушли куда-то в сторону.
— Вот это меня и напрягает. Извините за неделикатный вопрос, но почему вы проявили интерес к моей персоне? Даже если предки были хоть трижды дворянами, в жилах у меня всё равно течёт самая обычная кровь. И она красного цвета, не голубого. Да и сам я ничего выдающегося собой не представляю. Высот не достиг. Точнее, наоборот: грохнулся чуть ли не на самое дно, — с горечью констатировал я.
Собеседник тихо зашуршал конфетной обёрткой. Я с трудом дождался, когда он снова заговорит.
— Скажите, а вы фантастику любите? «Машину времени» Герберта Уэллса читали?
— Отвечаю: нет и да. Фантастику не люблю, Уэллса читал. Только это было в детстве.
— Раз читали, значит, вам будет легче осознать мои слова. Дело в том, что у меня есть машина времени и, представьте себе, она работает.
Я нарочито медленно приподнялся.
— Издеваетесь?
— И в мыслях не было. Я совершенно серьёзен.
— Скажите, где спрятаны камеры? Я улыбнусь в объектив и помашу рукой. Приветы родным передать можно?
— Это не розыгрыш, Иван Егорович. Скрытые камеры у меня в квартире, разумеется, присутствуют, и более того — весь наш разговор сейчас фиксируется на аппаратуру, но это всего лишь меры необходимой предосторожности. Поймите, я совершенно серьёзен. У меня… вернее, в моей лаборатории, есть машина времени, и этот агрегат работает.
— Дурдом!
— Я вас прекрасно понимаю. Мои слова кажутся бредом, а я в ваших глазах выгляжу конченым психом, — грустно произнёс Арсений Петрович. — Но, как сказал один мудрый человек: «критерий истины — практика». И у вас будет возможность убедиться во всём лично.