— А друзья-то, друзья у него были? Хорошие ребята? — спросил Дорохов.
— Самостоятельный был, не таскался с парнями. А знакомые были, много, говорил: клиенты. Прошлый год я ему предлагала именины справить, когда ему 28 стукнуло, а он отвечает: «Чего деньги зря тратить, будет кругло, тридцать, тогда и справим», — женщина отвернулась: — Полтора года до тридцати не дожил...
— Я ведь у вас потому про друзей сына спрашиваю, чтобы узнать у них, может, между Сергеем и Лавровым вражда была или тот угрожал когда-нибудь вашему сыну. Ведь сами понимаете, что вот так, не из-за чего, нельзя убить человека.
— Нельзя или можно, не знаю. Знаю, что нет у меня теперь сына, убили. И кто убил, знаю. А угрожать моему сыну не за что. Ни он никому не угрожал, ни ему никто не угрожал. Мне не верите, поговорите с Жорой-парикмахером, вместе они работали, одно время ходили вместе.
— А нельзя ли взглянуть на комнату Сергея?
Женщина насторожилась и с неприязнью посмотрела на Дорохова.
— Зачем? Не дам в его вещах копаться. Пусть так и останется, как при нем было.
Дорохов успокоил ее, сказал, что посмотрит только с порога. Проходя мимо серванта, дольше, чем было удобно, смотрел на горку карамели в стеклянной вазочке. Потом вошел в комнату Славина, у дверей которой как страж застыла мать.
Комната оказалась маленькой, метров десять. Лишних вещей не было: небольшой шкаф для одежды, тахта, однотумбовый письменный стол, на котором лежал магнитофон «Романтик». В углу стояла радиола «Ригонда». На стене над тахтой были приколоты кнопками фотографии нескольких красавиц с журнальных обложек. На некоторых из них линии причесок были исправлены. «Модели», — решил Дорохов.
— Думала, женится, спальню ему тут оборудую. Уж и деньги накопила, хотела гарнитур подарить... Теперь вот памятник закажу...
Провожая Дорохова и Киселева, женщина добавила:
— Приходил к Сергею несколько раз механик с нашего завода, Костя Богданов. Серьезный человек. Спросите у него, какой был у меня сын, может, ему веры больше будет, чем мне.
Дорохов и Киселев молча шли по улице. Посещение матери убитого не прояснило ни единой детали, но оставило горький осадок в душе.
— Интересно бы заглянуть к этому Сергею в письменный стол, может быть, у него дневник есть? — проговорил полковник.
— Вряд ли. Кстати, мне в прокуратуре предлагали произвести в квартире Славина обыск.
— Ну и что же? — остановился Дорохов.
— Как что? Вы же сами видели, в каком состоянии мать Сергея. В лучшем случае она со своими жалобами не дала бы мне дослужить до пенсии, в худшем — сама попала бы в психиатрическую больницу. Ее на заводе знают — общественность горой за нее встанет. Да и какие у нас есть основания компрометировать покойного?
— Что же вы ответили прокурору?
— То же самое, Александр Дмитриевич, что и вам. Я отказался проводить обыск в квартире Славина, так как считаю это нарушением нашей законности.
Вернувшись в кабинет, Дорохов включил настольный вентилятор, опустил на окне шторы и пожалел, что не сделал этого перед уходом. На улице начало припекать, и кабинет, выходивший на солнечную сторону, нагрелся, словно печка.
Дорохов вздохнул и вытащил уже наполовину исписанный блокнот. После каждой командировки оставался у него такой блокнот — заполненный до конца (значит, дело шло не так уж и быстро) или наполовину, а то и меньше. Усевшись за стол, полковник вытряхнул из сигаретной пачки найденные ночью обертки от «холодка» и задумался. Итак, в карманах у Славина этих конфет не было, не было их и у него дома. Но, может быть, его кто-то угостил, может быть, он случайно купил их в каком-нибудь ларьке? Интересно, а не сохранились ли на этих обертках отпечатки пальцев?
В кабинет вошел Киселев.
— Захар Яковлевич! Нельзя ли вызвать сюда эксперта-дактилоскопа?
— Пожалуйста! — капитан направился к двери. Но Дорохов снял трубку и протянул ее Киселеву.
— По телефону. Пока эксперт придет, мы покурим. Много ли у вас нераскрытых преступлений? — неожиданно поинтересовался полковник.
— Да нет... В этом году повисли две квартирные кражи, одно мошенничество и хулиганство в сквере, возле той самой беседки. Вернее, не хулиганство, а драка с телесными повреждениями. Потерпевших двое, оба избиты, оба в больнице отлежали. Знают, кто их бил, а не говорят. Вот и все нераскрытые. С прошлого года у нас магазин один остался, трикотажный. Воры разных шерстяных вещей вывезли чуть ли не полмашины. По этому делу мы много работали, но все безрезультатно. Установили, что у преступников была машина, но какая именно, не знаем. Скорее всего, микроавтобус УАЗ или рижский РАФ. Всех своих перебрали, наверное, «гастролеры» какие-то. Этим делом сам Афанасьев занимался.