Дорохов думал: преступность, конечно, изменилась, преступники — тоже. Редко, совсем редко встречаются теперь рецидивисты с прежней профессиональной закалкой. Многие преступления исчезли вообще. Реже стали совершаться дерзкие преступления. Но что до этого людям? Они не хотят ни хулиганства, ни краж, ни тем более убийств, и им нет дела до того, что было раньше. Все считают, что сейчас надо жить спокойно. И из-за того, что преступность действительно изменилась, никак нельзя успокаиваться.
Дорохов не заметил, как они пересекли сквер и подошли к просторной беседке. Киселев дотронулся до руки полковника:
— Вот смотрите, Александр Дмитриевич. Здесь стояли сараи, а на месте беседки была голубятня, большая, в несколько этажей. Принадлежала она троим хозяевам. Их голуби славились далеко за пределами города. К ним приезжали голубятники из разных мест. И здесь же собиралось жулье. Пьянки, драки, поножовщина... Больше десяти лет нет этой голубятни, сами голубятники куда-то исчезли, а традиции остались. Теперь в этой беседке клуб местных хулиганов. Чего только ни делали: и разгоняли их, и дружинников здесь целую группу держим... А они продолжают собираться, по вечерам концерты закатывают: две-три гитары, аккордеон — и поют.
— Может быть, в этом нет ничего дурного?
— Если бы только пели! Пьют, в карты играют, дерутся.
— Это плохо. Поближе бы с ними нужно познакомиться...
Киселев усмехнулся:
— Наш начальник уголовного розыска и Козленков их всех наперечет знают, да толку-то мало...
Они вышли из сквера и подошли к маленьким домикам-гаражам. Киселев сыронизировал:
— Автопарк собственников. Частных машин у нас много. На заводе заработки хорошие, ну, вот и отвел горисполком это место частным владельцам. Тут у них свои порядки.
За гаражами началась новая улица. Три больших дома вплотную примыкали друг к другу, образуя букву П.
Киселев подвел Дорохова к арке.
— Вот здесь, Александр Дмитриевич, все и произошло.
Дорохов осмотрелся. Высокая арка тоннелем проходила сквозь здание, и через нее был виден утопавший в зелени двор. Киселев указал на противоположный дом:
— Видите тот средний подъезд? Там живет Крючков, оттуда и вышел Лавров. А здесь, посередине, мы обнаружили труп Славина.
Дорохов постоял под аркой, походил по двору, посмотрел на люминесцентные лампы и решил: «Побываю здесь еще раз, вечером, когда будет темно. Другая картина будет». Спросил:
— А почему вы до сих пор не допросили Крючкова?
— Уехал он, Александр Дмитриевич. От него ушла жена, оставила ему ребенка, и он повез дочку к родственникам в деревню, а куда — неизвестно. Взял на десять дней отпуск и уехал.
— Может быть, этот Крючков что-нибудь знает?
— Может быть, — нехотя Киселев добавил: — Судился он за хулиганство, да и со Славиным его частенько встречали.
— Нужно его разыскать, — решил Дорохов.
Они еще походили по двору и направились в городской отдел. По дороге Дорохов спросил:
— Где у вас помещается заводская дружина?
— Штаб во Дворце культуры.
— Далеко?
— Да нет, будем проходить мимо.
— Давайте заглянем! — предложил Дорохов.
Капитан замялся, видно, ему не очень хотелось идти к дружинникам, и попросил:
— Может быть, в другой раз? Скоро восемь часов, а мне сегодня надо проверять постовых милиционеров.
— Тогда идите, — кивнул Дорохов, — я один зайду.
Дворец культуры, как и все здания вокруг, был новым. У парадного входа крикливые афиши сообщали о танцах под радиолу и о том, что входной билет стоит полтинник, а длинноволосая девушка с огромного щита оказалась Евой, которой хочется спать. Полковник, познакомившись с репертуаром, вздохнул, покачал головой и направился к более скромному входу с надписью, выполненной на окантованном стекле: «Штаб народной дружины завода».
В просторной комнате вдоль стен были расставлены стулья. Буквой Т стояли два стола, один небольшой, письменный, а другой длинный, почти во всю комнату.
За маленьким столом сидел мужчина лет двадцати пяти — двадцати восьми, который довольно сердито что-то возражал обступившим его дружинникам. Их было много, человек двадцать, но все были настолько увлечены спором, что никто не заметил появления Дорохова. Он прислушался. Бойкий паренек лет девятнадцати рассказывал: