— Так вы, Александр Дмитриевич, Олегу не верите? — не выдержал Рогов.
— При чем тут это — верю или не верю? Я говорю о фактах, имеющихся в деле, и все они — против Лаврова. Криминалисты, следователь, прокурор, наконец суд, в первую очередь рассматривают факты.
— Так что же делать?
— Набраться терпения и искать новые факты. У меня есть кое-какие сомнения... — медленно проговорил Дорохов.
— Какие именно?
— Понимаете, товарищи, Лавров, как говорят юристы, мог добросовестно заблуждаться. А вдруг ему только показалось, что у Славина был нож? Ведь могло случиться и так, все-таки у него плохое зрение.
— Если считать, что нож Лаврову привиделся, то как же быть со словами? — Рогов встал. — Ведь парикмахер прямо сказал, что убьет Олега. На слух-то Олег не жалуется.
— Хорошим слухом, Женя, тут не отделаться. Сколько у вас в дружине ребят?
— Около трехсот. В активе — больше сотни. Двадцать человек я выделил в помощь Николаю, — он кивнул в сторону Козленкова.
— Тогда давайте сделаем так. Вы, товарищ Козленков, пригласите завтра вечером своих помощников в городской отдел. Днем, надо полагать, они на работе? И вы, Женя, приходите. Договорились? — Дорохов взглянул на часы. Было около часа. — Ну, что? По домам? Как говорится, утро вечера мудренее.
— Вы, товарищ полковник, в гостиницу? — спросил Козленков.
— Да.
— Если позволите, я вас провожу, мне по пути.
— Идемте.
Они попрощались с Роговым и медленно побрели по аллее.
Шли молча. Дорохов присматривался к своему спутнику, а тот, видимо, ждал вопросов. Полковник хотел представить себе, что за человек этот инспектор. Он знал, что для работника уголовного розыска важна выдержка, а Козленкову в сдержанности не откажешь. То, что он сам решил не идти в квартиру Лавровых, не желая мешать беседе, Дорохову понравилось, и он расценил это как проявление такта. Нравилась и спортивная подтянутость Козленкова.
— Что вы думаете о деле Лаврова? — спросил полковник.
Козленков, не задумываясь, ответил:
— Верю Лаврову. Только никак не пойму, почему Сергей хотел его зарезать? Я Олега знаю чуть ли не с детства. Знаю и Сергея. Мы ведь почти ровесники. Все мы тут друг друга знаем. Олег честный малый.
— Считаете, что Лавров говорит правду?
— Да.
— А почему Киселев думает иначе?
— Киселев? — Козленков как-то замялся, стал говорить медленнее, подбирая слова. — Знаете, Захар Яковлевич к молодым людям относится по-своему. Он терпеть не может тех, кто носит длинные волосы. В его представлении все они — балбесы и пижоны. Ходят с гитарами и поют — плохо. Носят расклешенные брюки — еще хуже. Он часто повторяет, что в его время молодежь была не такая. Потом, прокурор сказал: «Давайте доказательства». Мы стали их искать и не нашли. Киселев решил, что этих доказательств нет вообще. И еще одно. Захар Яковлевич постоянно имеет дело с закоренелыми преступниками или негодяями, которые скрываются от собственных детей. Может быть, он потерял веру в человеческую порядочность? — Козленков задумался, а потом предложил: — Вам бы, товарищ полковник, с Афанасьевым, с нашим начальником уголовного розыска, поговорить. Правда, он в больнице.
— А разве он знает об убийстве Славина?
— Знает. Я к нему потихоньку от врачей хожу. Это он мне велел вместе с дружинниками искать нож и свидетелей. И сегодня я у него был. Рассказал о вашем приезде. Он обрадовался.
Дорохов и Козленков подошли к гостинице. Прощаясь, полковник попросил инспектора с утра быть в городском отделе. Ему явно понравился этот молодой человек.
Дежурная по гостинице, пожилая женщина, передавая Дорохову ключ, сказала, что около десяти часов вечера ему звонил капитан Киселев.
— Он что-нибудь просил передать?
— Нет, только спросил, возвратились вы или нет, — женщина помедлила. — У нас в гостинице душ работает круглые сутки... Есть электрический чайник... Если хотите...
— Спасибо. С удовольствием. Сначала душ, а потом чай.
В своем номере Дорохов открыл окно и дверь на балкон, заглянул в чемодан. Обычно там всегда оказывалось что-то съедобное. Дома знали его манеру. Знали, что, взявшись за новое дело, он пропустит обед, ужин, и подсовывали всякую снедь. И на этот раз Александр Дмитриевич обнаружил два целлофановых пакета: в одном была сухая колбаса, кусок сыра, шпроты и сардины, в другом — домашнее печенье, жестянка с чаем и конфеты.