Помню, она уже была замужем, а я одинок, привёз из командировки в совхоз, где мы работали на ферме, стыдно сказать, – чесотку. Родители устроили мне скандал, я хлопнул дверью, и ушёл в никуда. А так как выбора у меня не было, как и знакомых, то позвонил ей, и не успев объяснить всего, услышал: «Приезжай немедленно!»
Она жила в однокомнатной хрущёвке с мужем и маленьким сыном. Не смея войти, я объяснил суть ссоры, но она, не дослушав, буквально затащила меня в коридорчик, ухватив за рукав:
– Заходи, не стой на пороге!
– Ты в своём уме? – Поинтересовался у неё супруг, – Заразиться не боишься?
– Нет! – Так решительно ответила она, что даже я поверил, что всё обойдётся.
Оно и вправду обошлось.
Несколько лет спустя, когда я уже обзавёлся семейством, а она, прогнав мужа, завела кота, то приютила нас однажды, в той же крошечной квартирке. Прорвавшееся среди ночи отопление вынудило ввалиться к ней вчетвером глубокой ночью, и наш грозный пёс, который не признавал никого чужого, проникся к ней симпатией с первого взгляда, хотя видела впервые в жизни.
Зная, как нелегко мы живём, она могла подарить на день рождения сумку с овощами и банку компота. Временами она нудила, заставляя записывать всё, что вижу в поездках, а я отнекивался, ссылаясь на хорошую память и внимательность. Но она упрямо твердила, улыбаясь неприятно и хищно:
– Не ленись, записывай, забудешь!
– Так я и запишу – потеряю… – Оправдывался я, а она настаивала:
– Мне отдашь, я сохраню.
Дружба окончилась в тот день, когда я купил машину. Первый человек, к которому я ехал поделиться радостью, была она. По дороге, предвкушая, что мы договоримся вместе отправиться куда-нибудь далеко, я улыбался и представлял, как перед тем мы вечерами будем хохотать подле карты, намечая пробег, по пути которого будем останавливаться в чистом поле или на берегу красивой речки…
Мы сидели в её тесной уютной кухне за столом, и я плавился от удовольствия, предлагая разделить радость со мной, но понял вдруг, что яркие краски чувств не остаются на холсте её души, а отскакивают, словно теннисный мяч. Всё дальше и дальше, туда, откуда его уже не достать.
Смешавшись, я уехал, и, едва вошёл в дом, меня подозвали к телефону. Некто, её голосом отчеканил:
– Не унижай себя дружбой со мной!
Позолота рассвета так тонка, что скоро стирается от самого лёгкого прикосновения дня. И только осени удаётся, примерив её на себя, удержать подольше или даже навсегда.
Васька-крысолов
Я слежу за тем, как кот замирает, притворяясь огромным клубком пыли, и липким, замедляющим течение времени движением, накрывает муху мягкой лапой. Оглушённая, она не смеет жужжать и тухнет, как фитиль, который тронули мокрым пальцем. Я подзываю кота, беру на руки и глажу:
– Да… в этом ты и вправду мастер, а бабочек, слышишь? -не трожь! – Кот согласно тарахтит, перебирая костяными чётками9, и гладит подбородком мою щёку.
– Тётенька, возьмите котёночка, пожа-алуйста! Ну, что вам стоит?
Мальчишка стоял и канючил возле моего прилавка с самого обеда. Рабочий день заканчивался, а парнишка всё не уходил.
– Тётенька, милая, вы добрая, я знаю, возьмите котёночка!
– Ну, относительно моей доброты, это сложный вопрос, – устало вздохнула я. – К тому, же у меня дома уже две кошки. Куда мне третью?
– Ну, вы не просто так завели их? – Стал горячиться мальчишка.
– Не просто так, чтобы мышей ловили, – согласилась я.
– А это котёнок от самой лучше на свете крысоловки!
– Так-таки самой лучшей?
– На све-те! – подняв кверху чумазый палец с огрызенным чуть не до мяса ноготком, торжественно и раздельно возвестил парнишка.
Верить ему явно было нельзя, но … как не поверить?
– Ну, а себе чего ж не оставишь, если он так хорош? – Спросила я лукаво.
– Да, хотел я.… мамка запретила, а я всё равно принёс. На полке в шкафу устроил ему уголок, полотенце постелил, водички в блюдце, и мяса сырого кусочек положил, ему ж кушать надо, расти.
Я едва не рассмеялась, вообразив подобное счастье, – с водой и сырым мясом у себя в шкафу, но, чтобы не обидеть парня, сдержалась: