“Так вот, оказывается, как себя чувствует Нивен, когда совершает очередную глупость”.
Он давно понял, как Нивен думает. Но только сейчас — почувствовал. Это очень легко. Как будто только что на плечах лежала тяжесть мира, а на руках была кровь, словно выпачкался, схватившись за свалявшийся мех, и даже запах чувствовал — запах смерти, мокрой шерсти, крови на снегу. А потом — раз, и всё. Потом всё прошло. Потом он решил.
Жаль, не все решению даются так же легко.
Йен кувыркнулся, вышел на колено прямо у ног великана, занесшего было меч для очередного удара. Подбил того под ноги, опрокинул на спину, прыжком оказался сверху. Великаны, зараза, все в броне. Не пробьешь так просто. Нет времени собирать силы для удара, потому что второй, рядом, уже заносит меч — теперь не над волком, над Йеном. А волк, что прыгает сбоку, чтобы помочь Йену — был бы сбит камнем из пращи, но вовремя рассыпается снегом.
Еще одним прыжком Йен добирается до головы противника, срывает шлем, швыряет им в сторону второго, с мечом, и тот, пошатнувшись, падает — потому что на него теперь уже с двух сторон бросаются волки.
"А он еще шлем не победил…"
— Чего… улыбаешься… — выдыхает великан и мощным ударом в грудь сбрасывает Йена с себя.
Йен легкий.
Он может быть таким же, как великан, полновесным и тяжелым, он может быть любым сейчас. Но он помнит: ему нужно выжить. Значит, нужна скорость. Значит, легкость.
Слетает с груди великана, но тут же оказывается на ногах.
Великан вскакивает почти так же быстро.
— Жалею, что Весло оставил, — сообщает ему Йен и улыбается шире. Великан хмурится. Видно, что злится, потому что ничегошеньки не понимает. Ну, вылитый папа!
Цедит сквозь зубы:
— Ты — мой! — и рвет из-за пояса огромный меч.
— Ты это… — говорит Йен. — Ты так заигрываешь?
Великан делает шаг вперед. Замахивается для удара. Йен уходит в сторону, лезвие рассекает воздух рядом, а Йен — уже лицом к противнику. Коротко выбрасывает руку ладонью вниз — и в лицо великану летит снег из-под руки, слепит на мгновение. Мгновения должно хватить, чтобы перехватить следующий, почти слепой, удар.
Вокруг рычит и воет. Кажется, трещит скала. И дрожит под ногами земля.
Йен улыбается и знает — точно знает — он сейчас в правильном месте. Он все делает правильно.
Разве что строго напоминает себе: “Это ты, конечно, молодец, а теперь главное — не умри”.
***
Пальцев Нивен не чувствовал уже давно. Теперь, кажется, пришла пора ног.
Совсем недавно они еще жутко болели, а сейчас — и их будто нет. Спину он еще чувствовал, спина — деревянная, но деревяшка тонкая, вот-вот переломится. Ведь это так просто: лечь на грифона, прижаться к перьям, обхватить.
Грифон теплый…
Закрыть глаза.
Совсем на чуть-чуть, просто чтоб отдохнули.
Иногда, будто издали, он то ли слышал, то ли представлял себе голос Ух’эра.
“Слышу, — упрямо повторял себе. — Я его слышу. Я ж не совсем идиот — чтобы такую дрянь еще и представлять…”
— Что ты делаешь? — шептал Ух’эр. — Ты не долетишь… Один — не долетишь…
Нивен усилием воли открывал глаза.
Но те закрывались снова.
От холода сводило зубы.
Он и раньше замечал, какой сильный ветер здесь, в небесах. Но никогда не знал, насколько ветер холодный.
Нивен раньше не чувствовал холода.
— Ты еще и полдороги не одолел, мальчик с косичками, — тихо смеялся Ух’эр где-то вдали. — А уже не можешь ничего… Ты никто… Ты слаб…
— Отстань! — цедил сквозь сведенные зубы Нивен, но знал: Ух’эр, если это он, прав.
Нивен не долетит.
— Ты че-ло-век, — нараспев напоминал Ух’эр. — Одно слово, мальчик. И все изменится. Мы поможем…
Нивен снова старательно открывал глаза и касался ладонью грифона, напоминая, что нужно лететь дальше, нужно спешить. Его решимости должно хватить и на грифона тоже. Они должны долететь.