Она всхлипнула еще раз, ему показалось, что сейчас соберется с мыслями — и ответит. Но вместо ответа — с неба полилось.
Не черная смола, не грязь: вода была чистой, прозрачной, дождевой. Напитывала сухую землю, проливалась в трещины, текла по земле.
“Ух’эр, должно быть, и впрямь занят своей сетью”, — подумал Рен.
Он пробыл здесь достаточно долго, чтобы знать: в царстве мертвых так не принято. Тут не бывает дождей. По крайней мере, таких, теплых и прозрачных.
Он все еще держал рыжую за плечи одной рукой. Вторую — поднял. Подставил ладонь под тугие струи. Запрокинул голову — подставил и лицо.
А потом громыхнул вдали гром, и рыжая резко села, тоже уставилась в небо — и снова расхохоталась. И во второй раз гром не просто так загремел — ответил ее смеху.
***
Тэхэ резко вдохнула, распахнула глаза. Села.
Жизнь возвращалась к ней с каждой каплей дождя.
И с каждой каплей приходило изумленное понимание: это Эйра. Это ее слезы. Впервые Эйра плачет по-настоящему. И словно все слезы, что выпила, теперь возвращает. А со слезами — возвращает жизнь.
“Из-за кого же это ты, сестренка? — думала Тэхэ, запрокинув рогатую голову и упираясь руками в землю позади себя, дыхание становилось глубже, дыхание становилось сильнее. — Неужели и впрямь кого-то любишь?”
А Эйра все рыдала. Безудержно и громко.
И гремел вдали разбуженный Заррэт.
Из-под ладоней Тэхэ уже вились-стелились зеленые ковры-дороги, и она ждала, пока трава вырастет чуть повыше, чтобы упасть в нее — мягкую, нежную, живую.
Лишь бы успеть, пока не вернулся Ух’эр. Что тот ушел — сомневаться не приходилось. Он не позволил бы Эйре заплакать. Да и не заплакала бы она при нем.
***
Лаэф стоял вдали, пристально глядя на Тэхэ. Он любовался ею, ожившей. Хотел подойти, взять за руку, взглянуть во вновь прекрасное, не покрытое трещинами-морщинами, лицо. Но не шевелился, застыл, потому что чувствовал такой же пристальный взгляд на собственной спине. И знал, точно знал: это Сорэн стоит позади, так близко, что рукой подать. И точно знал: стоит шевельнуться — она уйдет.
Возможно, он мог обернуться.
Но не знал, уйдет ли в этом случае.
***
Ух’эр еще раз дернул Сеть, проверяя, насколько хорошо держится.
Она держалась, даже смолы не пришлось нести, чтобы чинить. Она все-таки была вечной.
Поднял голову. Потом взял ее обеими руками, снял с шеи и поднял еще выше. Принюхался. Воды Мирдэна над головой не давали полностью ощутить происходящее, но ясно было одно: что-то происходило.
В его царстве.
Ух’эр вернул голову на место и пробормотал:
— Проклятое насекомое!
Получилось невнятное бульканье.
Ух’эр даже не рассмеялся ему, только фыркнул себе под нос, еще раз булькнув. Он слишком злился, чтобы смеяться. И почему-то был уверен — что бы ни происходило сейчас в царстве мертвых — виной тому мелкий живучий человек.
Оно так всегда.
Они всегда всему виной.
Глава 35. Преимущество
Дэшон плохо спал в последнее время. Его будил каждый шорох за стенами комнаты, каждый скрип, каждый далекий сонный рык виверны, изредка доносящийся со стороны гнезд.
И конечно же, его разбудили крики и топот, которые раздались среди ночи в коридоре, потому что такого шума во дворце, да еще и ночью, не поднимали давно.
Сквозь сон всё казалось далеким невнятным грохотом и, лишь сев на кровати, Дэшон начал понемногу разбирать слова. Смутно знакомый голос что-то кричал, явно кого-то ругал, явно чего-то требовал.
Издалека Дэшон разобрал лишь обрывки:
— Явная провокация!.. Совершенно недопустимо!..
По мере приближения голосов — целую фразу:
— Остановись на мгновение и подумай, что делаешь!
Очень знакомая фраза — он и сам раньше ее то и дело использовал в беседах с Даареном. И даже на таких же повышенных тонах.
Обычно не помогало.
— Я не интересовался твоим мнением, Риирдал! — а это Каарэй, тут сразу ясно: от грохочущего рыка дрожат стены. То ли их звуком расшатывают, то ли они просто пугаются.