Нивен дернул плечом, будто хотел отмахнуться от детеныша, от его слов, взгляда. Но не завершил жест: не было времени. Ни спорить, ни отмахиваться.
Ему нужно лететь. Грифону нужно лететь. И им обоим нужно набраться сил, совсем немного, на последний бросок.
Нивен положил ладонь на мелкую, редкую, колючую траву под рукой. Закрыл глаза.
Он — эльф.
Ему не нужны никакие Мертвые боги, бормочущие в голове. Ему не нужны темные силы, скрытые внутри. Ему хватит своей, светлой.
Он — светлый.
И все, что нужно — разрешить себе быть светлым. Дать тьме уйти, рассыпать окончательно. Дать грузу прошлого свалиться с плечей, запекшейся на руках крови — осыпаться придорожной пылью под ноги.
Стать собой.
Вдохнуть наконец, впитать, вобрать в себя силу леса и воздуха, и трав, и птиц, и зверей. Дыхание каждого — все одно. Одно дыхание — его дыхание.
Он и есть лес. Он и есть ветер.
Он — эльф.
И он — Нивен.
Удерживая одну ладонь прижатой к земле, Нивен впечатал вторую в мягкий бок лежащего рядом грифона. Тот тоже вздохнул — глубоко и шумно, заворочался, пытаясь встать.
— Вот так, — шепнул ему Нивен.
И поднялся на ноги первым.
Бросил быстрый взгляд на Итана.
Тот так и не пошевелился. Только хмуро пробормотал:
— Не нравится мне это.
— Я вообще редко кому нравлюсь, — ухмыльнулся Нивен и подмигнул.
Потянул грифона за шкирку — и тот тоже наконец поднялся. Нехотя, но твердо. Потянулся, разминая мышцы.
Нивен легко запрыгнул ему на спину.
— Курьер! — окликнул вдруг мальчик. — Ты вернешься?
— Сюда? — удивился Нивен.
— Вообще… — Итан неопределенно взмахнул рукой. — Куда-нибудь. Вернешься?
— Странный вопрос, — хмыкнул Нивен.
— У тебя сейчас такие глаза, — неуверенно сказал Итан, — будто не вернешься.
— Глупости, — пожал плечами Нивен. — Я всегда возвращаюсь.
И коснулся грифоньей холки, приказывая лететь.
Грифону лететь не хотелось.
Но выбора у него не было.
“А у меня? — подумал Нивен. — Был ли выбор у меня?”
Глава 36. Рассвет
Йен присел на краю, всмотрелся в ползущую по кругу тьму внизу. Ухмыльнулся ей и многообещающе шепнул:
— Жди.
Так, будто он собрался ее побеждать. Так, будто мог победить.
Закрыл глаза.
Чтобы проснуться, ему не нужно было прыгать следом за Нивеном: проснуться легко, когда знаешь, что спишь, когда сон — твой.
Открыл глаза, и вот — он уже на оборотневой скале.
Поднял голову, распрямил плечи.
Подумал: “Странно, как это я с камня не свалился?”
Неспешно встал, подошел к краю скалы, глянул вниз, как смотрел только что во сне с утеса. Никаких водоворотов под ногами — только мягкий пушистый снежный ковер. Намело, пока спал.
Интересно, его самого тоже замело?
Йен повел плечами, встряхнул руками, сбрасывая пушистые снежинки. Проследил за ними, мерцающими в свете Рихан, падающими неспешно и мягко.
И прыгнул сам. Так же мягко коснулся ногами земли — только вновь взлетели вверх искристые брызги снега — и зашагал прочь. Ночь была светлой, застывшей в ледяной тишине, сверкающей, прозрачной.
Он будто заранее знал, что она будет такой, потому и проснулся раньше — пройтись. Без волков, без оборотней, без виверн. Чтобы были только он и эта ночь. И чтобы запомнить ее.
Правда, вряд ли он хоть что-нибудь будет помнить, как только свалится в небытие. Вряд ли он вообще будет, когда свалится. Утешало одно: его никогда и не было.
И Нивен, считающий, что некий мифический Шаайенн пытается остановить сейчас Затхэ, всё такой же дурак, каким был. Остановить Затхэ — решение здравое, потому верное. Не более того.
Ведь будь Шаайенн настоящим, ему было бы страшно сейчас, верно? Страшно, больно и тяжело.