Кошель с ожерельем был единственным шансом — вдруг если его доломать, сломаешь и богиню? Но лежал слишком далеко.
— Вижу, — улыбнулась она, — как справляетесь. Плохо.
И снова исчезла, но Нивен крутанулся и угадал на этот раз: выбросил руку с мечом как раз, чтобы парировать удар, которым она попыталась проткнуть его сзади. Мечи скрестились лишь на мгновение, и Кхаоли снова пропала — теперь оказалась сбоку. Нивен увидел движение — лезвие, летящее к шее. И прыгнул наконец в сторону, перекатился через плечо, но не вскочил.
Кошель лежал совсем рядом — и Нивен ударил рукоятью по нему. Внутри захрустело, Кхаоли не вскрикнула, а как-то растерянно вздохнула — и рассыпалась в пыль. Меч глухо упал на землю.
Нивен медленно поднялся. С силой наступил на кошель сапогом. И еще раз. Подумал и прыгнул двумя ногами.
Пыль ответила россыпью сухих смешков.
— Глупый смелый мальчик, — протянула она.
И вновь соткалась. Совсем рядом — в нескольких шагах. Нивен прыгнул ко второму мечу, вскочил уже с обоими в руках.
— Ты не ранил меня, — проговорила она. — Расстроил немного — но не ранил. Я уже сильна, ожерелье — давно в прошлом. А твои железки… В них совсем нет силы, как в тебе самом. Нет смысла. В вас ничего нет. Вы пустые. Мне наскучило.
Она двинулась к нему. Может, хоть немного ожерелье ее ослабило — теперь не выходило пропадать в одном месте и появляться в другом. А может, намеренно решила добраться до него, не спеша. Оба знали: бежать ему некуда. Тут и не было никакого “куда”, не было направлений, тут не было ничего. Казалось, даже если побежит — все равно выбежит к ней.
Но если ожерелье ее ослабило, если у нее не получается больше пропадать там, а появляться здесь, — не выйдет ли проткнуть сейчас?
Она сделала еще шаг, и еще, а Нивен попятился.
Нет, нельзя рисковать. Она больше не настроена говорить, одна ошибка — и смерть. Так что нельзя рисковать.
“Это я сейчас подумал? — удивился он. — Я решил быть осторожным?”
Наверное, впервые в жизни.
Возможно, потому что впервые в жизни его ждали. А может, потому что понимал: этот шанс он не может истратить зря. Иные скорее сами помрут, чем попытаются уничтожить свою создательницу. Значит, у них сейчас есть только он. И одна из них — ждет его в мире живых.
— Решил убегать? — мягко улыбнулась она. — Так даже интереснее…
Ну да, подумал Нивен, скучно тут тебе. С этими, столбами стоящими, не поиграешь… Замерли, не шевелятся, скучные, неживые…
А почему?
Нивен готов был поклясться: вопрос прозвучал в голове голосом Йена.
Йен ничегошеньки не понимает и ничего не воспринимает как данность. Ничего не чувствует, потому обо всем спрашивает. Ему всё интересно.
Йен обязательно спросил бы: почему?
“Почему ты убиваешь меня, но не их? Тоже невкусные попались? Так нет же, должны быть Высшими, а значит очень чистыми, очень светлыми… Ну, насколько они там себе эту светлость представляют. Почему они еще стоят, если их ты должна была выпить досуха? Они нужны тебе? Зачем?”
А что если…
Догадка показалась глупой, но других мыслей все равно не было. Что если она не может достать до Запретного леса отсюда? Что если они ей нужны, потому что через них она вбирает его жизненную силу? Ей нужно, чтоб они дышали, потому что так она дышит лесом. Потому и не уничтожает их.
Наверное, что-то изменилось в нем, то ли во взгляде, то ли в лице. Неясно, как она рассмотрела сквозь пыль, но рассмотрела. И вместо того, чтобы сделать еще шаг — замерла. И очень строго, подняв указательный палец почти так же, как это делал Йен, сказала:
— Мальчик!
Что она собиралась говорить дальше, Нивен не узнал.
— Надо было брать бусы, — перебил он и швырнул мечи в стороны: каждый — в Иного. И каждый попал в цель. Иные повалились на землю, кучи пыли взлетели над ними. И кучей пыли ссыпалась на землю только что стоявшая напротив богиня. Ссыпалась — и осталась лежать. На этот раз — осталась лежать.
Нивен ждал бесконечно долго, но пыль не трещала больше смешками, не говорила, не шевелилась, ни под ногами, ни вокруг. Он осторожно подошел, замер над кучей, что недавно была Кхаоли. Пнул ее сапогом — и часть пыли взметнулась в воздух, но тут же осела.