– А как же мы будем отсюда выбираться? И как мы, кстати, сюда добрались?
– У меня есть друзья, они нас привезли, они же и увезут. Они и продукты сюда привозят, и новости.
«У меня», – отметил Чарльз. Не «у нас».
– Я бы не отказался с ними познакомиться.
– А зачем тебе?
– То есть как – зачем? Зачем вообще люди с кем-то знакомятся? Ты мой друг – ведь так? Тем более я хочу узнать других твои друзей, а они, возможно, не отказались бы познакомиться со мной.
– Не знаю, понравятся ли они тебе, – после секундной заминки сказал Эрик. Он как раз готовил ужин и во время этой паузы выгружал овощи из холодильника. – Они… довольно своеобразные люди. Могут показаться неприятными, особенно тем, кто к ним не привык.
– Ни у кого и не будет возможности к ним привыкнуть, если не общаться с ними вообще, – хмыкнул Чарльз. – Так познакомишь меня с ними, когда они приедут в следующий раз?
– Договорились, – кивнул Эрик. – Но не жди, что это будет скоро.
Он достал нож и принялся нарезать добытое из холодильника. Чарльз присел на стул рядом и некоторое время наблюдал за ним.
– А моих друзей ты знал? – спросил он.
– Почти нет, – Эрик, не прерывая занятия, пожал плечами. – Так, кое-кого по твоей работе. Но у меня с ними было мало общего.
– Можешь кого-нибудь назвать?
– Хэнк Маккой, – после ещё одной крошечной паузы произнёс Эрик, искоса поглядывая на Чарльза. – Мойра Мактаггерт. Ничего в памяти не шевелится? Блэк… не знаю его имени.
– И над чем мы работали?
– Какие-то исследования. Я не вникал.
Чарльз помолчал. Это был не первый раз, когда ответы Эрика оказывались скупы и неопределённы. Могло ли действительно быть так, что Эрик настолько не интересовался жизнью друга? В принципе, могло – если их связывало исключительно времяпрепровождение в часы досуга. Но как же так получилось, что у них не появилось ни единого общего знакомого? Если Эрик, как он сам утверждал, несколько месяцев гостил у Чарльза, неужели в этот период к Чарльзу не заглянул, кроме него, ни один гость? И никто из друзей Эрика также не поинтересовался своим приятелем?
Он пристально посмотрел на Эрика, который как раз в этот момент отвернулся к плите. Странное чувство – он оказался заперт, изолирован от всего мира на неопределённый срок человеком, который называет себя его другом… Вот только судить об этом Чарльз может исключительно с его слов. И пусть этот человек, казалось, искренне заботится о состоянии Чарльза, его чуть ли не маниакальное стремление оградить подопечного от всего внешнего вызывало удивление. Но может, он делает из мухи слона, и Эрик с ним совершенно искренен? Тогда не мешало бы ему хоть немного больше считаться с желаниями самого Чарльза.
– Тебе, кстати, укол делать не пора? – спросил тем временем Эрик. Чарльз поморщился:
– Уже сделал.
– Да? А где ампула?
– Вон, на столе.
Эрик, не удовлетворившись его словами, педантично пошёл проверять. Количество лекарств, которые приходилось принимать Чарльзу, потихоньку уменьшалось, но за уколами, по словам врача, стабилизирующими работу мозга, Леншерр следил особенно тщательно. Иначе, объяснил он, может случиться всё, что угодно, вплоть до нового впадения в кому.
– Что ж, отлично, – объявил он. – Через несколько минут дотушится, и будем ужинать.
– Ты говорил, что твои финансы позволяют много путешествовать, – сказал Чарльз. – И ты купил этот дом.
– Угу, – отозвался Эрик, не отрывая взгляда от доски. Теперь одну партию они как правило доигрывали в два приёма, что, безусловно, было прогрессом.
– А насколько ты богат?
– В достаточной мере, чтобы не думать о деньгах, – Эрик поднял на него глаза. – Так что если ты беспокоишься, не разорюсь ли я на тебе, то не думай об этом – не разорюсь.
– Я рад, – ответил Чарльз. – А я?
– Что ты?
– Я был богат?
– Да уж во всяком случае, не беден, – хмыкнул Эрик.
– Сколько денег у меня было?
– Чарльз, я не оценивал твоё состояние, честно. Но твой дом меня впечатлил. Целый особняк, и выглядит как замок. Ты говорил, что его построил твой дед.
– Так значит, я наследственный богач?
– Выходит, что так.
Эрик сделал ход, и Чарльз, оставив расспросы, в свою очередь склонился над доской. Может, раньше он и мог играть и болтать одновременно, но сейчас обдумывание ходов требовало полной сосредоточенности. И всё равно партию наверняка скоро придётся прервать. Чарльз уже чувствовал как стягивает кожу головы, что нередко служило предвестником головной боли. А если Эрик это заметит, то немедленно погонит Чарльза спать. Иногда его поведение заботливой наседки Чарльза изрядно раздражало, хотя он понимал, что должен быть благодарен.
Сегодня, в первый день лета, он рискнул искупаться в озере – под бдительным присмотром Эрика, разумеется. Леншерр утверждал, что плавание будет полезно для Чарльза, и тот был с ним совершенно согласен. Однако в первый раз заплыть далеко он не рискнул, держась рядом с мостком, где без труда можно было нащупать ногами дно. Дальше оно резко уходило вниз, и Эрик сказал, что если Чарльзу захочется на глубину, то только вместе с ним. Но Ксавьер пока и сам не торопился совершать подвиги.
Он передвинул коня и откинулся на спинку кресла. Эрик, расслабленно потягивавший виски, тут же отставил стакан и придвинулся к столику. Чарльз поглядывал на него с чувством лёгкой зависти: запрет на спиртное для него был как раз из области тех запретов, которые он даже не пытался оспаривать.
– Эрик?
– М?
– В первый день, когда я очнулся, ты спросил, не помню ли я Кубу. Мы что, и на ней побывали?
Эрик поднял глаза и пристально посмотрел на него. Кажется, вопрос его не обрадовал. Он помедлил, снова посмотрел на доску, потянулся к одной фигуре, потом к другой… Чарльз уже успел заподозрить, что Эрик так и не ответит, когда тот всё-таки произнёс:
– На самой Кубе – нет, не бывали. Но мы пролетали мимо её берегов.
– Зачем?
– Хотели посмотреть на Остров Свободы, – Эрик хмыкнул и всё-таки сделал ход. – Такая вот авантюра. Там как раз было очередное политическое обострение, и кто-то в пьяной компании брякнул: а вот разбомбят её, и мы даже увидеть её не успеем, а ведь говорят – рай на земле… Уже не помню, кто из нас предложил, кто согласился, но на следующий день мы взяли частный самолёт и полетели.
– Даже протрезвев?
– Ну да.
– И что, нас не остановили даже воздушные службы обеих стран?
– Ну, я же говорю – авантюра.
Чарльз помолчал, осмысливая услышанное.
– И как слетали?
– Нормально. Честно говоря, мы просто пролетели мимо берега и полюбовались на море и песочек с пальмами. И на военные корабли. Как по нам тогда ничем не шарахнули – сам ума не приложу.
– А чей это был самолёт? Мой или твой?
– Честно говоря, не мой и не твой, а твоего института, или как там называлось твоё место работы. Так что вы, с твоим сослуживцем, тем самым Маккоем, его, можно сказать, угнали.
– И что, нам за это ничего не было?
– Ему – нет, насколько мне известно. Видимо, как-то отбрехался. А ты сразу после этого словил пулю в голову, и тебе резко стало не до дисциплинарных взысканий. Ты ходить-то будешь?
– Пожалуй, что нет.
– Ладно, – легко согласился Эрик, залпом допил то, что оставалось в его стакане, и поднялся поворошить угли в камине.
– А Церебро? Это что такое?
– Какое-то ваше научное устройство, – не оборачиваясь, сказал Эрик. – Вы с Маккоем над ним работали.
– Хм… «Церебро» – это ведь «мозг» по-испански, так?
– Верно.
– Это устройство было как-то связано с исследованием мозга?
– Возможно, – Эрик пожал плечами. – Говорю же тебе, в твою работу я не вникал.
– Почему тогда это было одним из первых вопросов, что ты мне задал?
– А что?
– А то, что тогда, в первый день, ты явно называл важные вехи в моей жизни и в нашей дружбе. Мой дом, Оксфорд, где я учился, Майами, где мы познакомились, и где меня ранили, наш авантюрный полёт над Кубой… И Церебро. О котором, как ты меня сейчас пытаешься уверить, ты едва-едва слышал.