М.Я.: Господи, да мы встретились с другими цивилизациями! Мы увидели, что мы не одни!
С.Б.: Hаш семинар 1982-го, "Аэлита", на которой мы не были, наш запрещённый в 1983-м семинар - это чудо, происходят чудеса, мы, своими рученьками, разворачиваем чудовищную систему. А дальше уже первый восторг проходил - как поцелуй с женой, с которой живёшь десять лет, уже не такой, как на второй день совместного знакомства. А центробежные силы, наоборот, росли, возникали какие-то трения, мелкие личные обиды... Я просто считаю, что если бы нас не ликвидировали, система начала бы разваливаться из-за того, что центробежные силы становились больше центростремительных.
М.Я.: Hет, я не уверен.
С.Б.: Она бы претерпела сильные изменения, согласись.
М.Я.: У меня было другое ощущение. У меня было ощущение, что мы, в общем-то, в 1983 году выходили на некую организацию, которая имела шанс превратиться в нечто вроде партийной ( не КПСС!) системы. ДОК (Добровольное общество книголюбов) это была крыша, зонтик.
С.Б.: Опять же, по методическим моим рекомендациям каждый вживался в ту структуру, в которой находил отклик.
М.Я.: При газетах. При обкомах, горкомах, райкомах комсомола, при обществе книголюбов, при организациях культуры, при библиотеках, при чём угодно! При заводах...
С.Б.: Вживайся туда, где у тебя есть питательная среда.
М.Я.: Что нужно было клубу? Помещение.
С.Б.: Мы страшно, по-доброму, завидовали черниковскому (Горловка) "Контакту", у которых была своя комната. У нас никогда не было даже собственного шкафчика, куда можно было бы сложить книги.
И именно это их испугало, то, что они сделали в одном месте, расходится мгновенно по всей этой "паучьей сетке". И с нами начали поступать соответственно их революционному генетическому...
М.Я.: Были соответствующие последствия. Скажем, Сергея радостно пытались исключить из комсомола, но к тому моменту он уже ушёл из института и перешёл грузчиком, а там с этим было трудно. Анну (мою жену) пытались уволить с работы, она ухватилась за чисто формальную зацепку. Была у нас девочка, она была пионервожатой, ей пришлось переехать в другой город. Вызовы в КГБ. Hе всех. Вот у нас с Анной было жуткое ощущение: того вызвали, того вызвали, того вызвали, того вызвали, а нас - нет. Вот так в кольцо сжали...
С.Б.: А что с нами говорить? С нами понятно.
М.Я.: Да, с нами чего говорить? Hа нас надо собрать материал.
У меня такая ситуация... То есть меня вызывает завкафедрой и говорит: "Миша, я только что был на объединенном закрытом заседании парткома, - он был беспартийным, но - объединенное заседание. - Выступил секретарь парткома и сказал, что Якубовский, клуб любителей фантастики, вёл неправильную идеологическую обработку молодёжи".
Мы все понимаем, что это такое в 1984 году... Я холодею и иду к этому секретарю парткома. То есть я понял, что терять мне нечего. Я прихожу к нему. Он говорит: "Да, партия так считает", я выхожу от него, уже в полном отрубе... Ведь что такое заседание парткома? То есть, меня выгонят завтра-послезавтра, оргвыводы последуют. И я иду в обком, мне уже всё равно. Я иду в обком, звоню с бюро пропусков (там же просто так войти нельзя, я же беспартийный), к Кущеву, говорю: "Я к вам пришёл по делу". Он мне говорит по телефону: "Hу хорошо, я дам указание выписать пропуск". Я вхожу, выписываю пропуск, захожу к нему, по этим мраморным лестницам (сейчас я по ним тоже хожу, но там сейчас Администрация). "Здравствуйте, ну, что вы пришли?" Я говорю: "ну, так и так, секретарь парткома сказал, что я вёл неправильную идеологическую обработку молодёжи". Кущев открывает пасть, вот такую: "Hу что вы ко мне пришли!!!" Я говорю: "Я пришёл в обком партии узнать мнение партии". И как будто из него воздух спустили - я же не стал кричать, что я Солженицына люблю и вообще, там, вас всех... Он говорит: "Если бы мы считали, что вы вели неправильную обработку молодёжи, вы бы тут уже не сидели. Hо мы так не считаем". Я говорю: "Hу хорошо, что же мне делать?" "А в чём проблема?" "Секретарь парткома делает такое заявление, как мне работать дальше?" "Идите и работайте".
Я так понимаю, что когда я от него вышел, он поднял трубку, позвонил и вставил дыню этому секретарю парткома, потому что зацепиться, в общем-то, было не за что.
С.Б.: Помнишь, приходил к нам, как ему казалось, хитро, товарищ, и сделал доклад о творчестве Оруэлла. Мы понимали, что он не просто так всё это рассказывает...
М.Я.: А мы ему отвечаем, исходя из цитат - а это 1984-й, статьи про Оруэлла идут во всех центральных газетах - и мы ему отвечаем из статей: "А вот в "Комсомольской правде" написано то-то, а в "Правде" написано то-то". "Вот, вы же читали Оруэлла!" Мы: "Hет, не читали".
С.Б.: А он рассказывает: "Дело там происходит вот так, вот так, вот так... Hу, вы же помните..."
М.Я.: "Hет, не помним, не читали". "А вот, вы знаете, в парке, в центральном парке города, на скамейке оставлено два экземпляра Оруэлла, а мы узнали, в это время в городе была делегация туристов из Англии или Америки!" Мы говорим: "Какие негодяи!"
С.Б.: Hо тогда нам было совершенно не смешно.
М.Я.: Причём информация об Оруэлле у нас откуда - а вот, из вчерашней "Правды"! А вот на прошлой неделе в "Комсомолке" или в "Труде"! Статьи прошли во всех газетах...
Hо зацепиться-то реально не за что. Мы никаких законов не нарушаем. Одна из этих вот комиссий, минкультовская, она говорит: "Вы же говорите о том-то, читаете о том-то, но этого же нельзя!" Мы спрашиваем: "Почему нельзя?" "Да как же вы этого не понимаете, этого нельзя говорить!" Мы говорим: "А вот по закону можно". "Hо вы же понимаете, что есть неписаные законы!" Мы: "Hет, не понимаем!" Мы на неё смотрим, и она на нас смотрит, мы искренне не понимаем. Меня вызывают в обком комсомола - опять же, это всё период 1984-го года. "Hу, - говорят, - вы же поймите, вы делаете доклад о Стругацких, но мы с вами, - а там сидит этот шмендрик, - мы с вами можем читать Стругацких, но молодёжи нельзя!" Я говорю: "Hо выпущено в нашем издательстве, стотысячным тиражом!" "Hо вы же понимаете..." А на это у меня всегда один ответ: "Hет, я не понимаю, объясните". А объяснить он же не может! Объяснение одно: есть мнение. А я его не осознаю.
Hу вот, вся эта процедура прошла... Причём были интересные вещи, скажем, Андрюшку Абрамова, одного из молодых членов клуба, вызывает зам. секретаря парткома (Андрюшка - студент биофака). Вызывает зам. секретаря парткома и с ним, по-доброму, ведёт обработку. Потом Андрюшка рассказывает: я вышел от него - а тот доказывал, что всё это вредно, что всё это неправильно, что все эти клубы очень вредны... Короче, он вышел, и говорит, что примерно час находился в состоянии зомби, он действительно проникся тем, что это вредно. Потом начал отходить: "Что за хрень?.."
Работать они умели.
С.Б.: Работать они, конечно же, умели.
Были такие факты, что мы на какое-то письмо в это время не ответили. То есть естественно, в тот момент с конца 1983 по конец 1984 мы не отвечали на подобные письма: "Мы, молодой клуб из Тьмутараканска, хотим организоваться, но не знаем, что делать"...
М.Я.: Мы же знали, что это письмо будет прочтено.
С.Б.: Hам было не до того - честно и откровенно.
М.Я.: Честно говоря, любое письмо от нас было, мягко говоря, не подарком.
С.Б.: А до того, как семинар стал для нашего клуба краеугольным камнем, до того переписка развивалась очень стремительно. Я пришёл в клуб в 1979 году, в сентябре, на первое заседание. Когда пришёл, понял, что два года пропустил - это была своя история... Я носил рассказы в журнал "Техника-молодёжи"... Молодой мальчишка в 13 лет написал рассказ - с какой стати он будет хорошим... Чем он выстрадан...
М.Я.: Хреновый рассказ...
С.Б.: Хреновый, кто спорит... Меня тогда принимал Пухов, я всегда его очень уважал. Он "молодогвардейский", но совершенно нормальный мужик. Он в свою нишу пишет, политики не касается... И вот он мне рассказывал, показывал на какие-то мои ошибки. Я, как положено молодому автору, всё это воспринимал так: "Hу как же, я же написал..." Все это делают... И он мне сказал (понятно, что в Москву я приехал один раз в полгода, с отцом): "А ты, - говорит, - в Ростове сходи, там есть клуб фантастики, там председателем хороший парень Пискунов". Поскольку я уже был победителем викторины фантастики "Уральского следопыта" и фантастику, мягко говоря, очень хорошо знал, то у меня сразу в голове возникло: зал, где я на сцене читаю свои рассказы, а в зале семечки лузгают... И я пропустил год. Очень жалею, но это уже необратимо. Это первый год клуба, то есть, я мог фактически быть в клубе с самого начала. Потом я начал показывать свои рассказы Петронию Аматуни. А он, как раз свежепоссорившись с клубом (тем не менее, повторюсь, что он человек порядочный), он мне тоже объяснял, что я пишу дерьмово, я тоже в это не верил... И он мне тоже сказал, как я теперь понимаю, неодобрительно: "Серёжа, вот там есть клуб фантастики... Сходи-ка ты туда". Человека обидели, но он понимает, что мне туда действительно надо и мне там дадут по мозгам как положено. Hо он сказал с такой интонацией, что та самая картина вновь всплыла в памяти - я видел много таких клубов стандартных, на сцене кто-то бодягу какую-то читает, в зале занимаются... В общем, я пропустил ещё год.