Надя задумалась. У нее есть Элли, газета и целый список целей, которых она хочет достичь. Любовная связь с кем бы то ни было, тем более с таким переменчивым мужчиной, как доктор Смит, могла быть где-то в самом конце этого списка…
— Ma, а где доктор?
Обернувшись, она увидела в дверях кухни Элли с разочарованным лицом.
— Ему пришлось уйти, маленькая. Ты же знаешь, врачи — очень занятые люди.
— Ты сказала ему, что одеяло принесла я?
Надя едва не застонала.
— Извини, милая, забыла, но я уверена, что он был бы доволен, если бы узнал, что ты позаботилась о нем.
— Но ты же обещала, сама говоришь, что обещание — это святой долг и что выполнять его так же важно, как и говорить всегда правду.
— Ты права. Я допустила серьезный промах.
— Но я могу позвонить ему. Он мне разрешил.
— Прекрасная мысль, дорогая, но только лучше сделать это после завтрака.
— Но мне хочется сейчас!
— Хорошо, только вряд ли он будет на работе так рано.
— Тогда позвоню ему домой. Он записал телефон на обороте карточки, которую дал мне вчера в больнице.
Вафли в вафельнице безнадежно сгорели…
Радостная Элли поспешила в свою комнату, и через несколько секунд Надя услышала, как она говорит по телефону. Скоро Элли уселась на свое место за столом, отпила большой глоток молока и объявила:
— Он принимал душ, но подошел к телефону.
Горячий или холодный? — задалась вопросом Надя, а вслух сказала:
— Надеюсь, он был рад услышать тебя.
— Ага, спросил меня, встала ли ты и как себя чувствуешь.
— И что ты ответила?
— Что ты пьешь кофе и пытаешься спалить кухню.
Надя зажмурилась:
— А он что?
— Поначалу мне показалось, что смеется. — Элли сделала еще один глоток молока. — Потом он просил меня последить за тобой, так как ты еще не выздоровела и можешь быть не в себе.
— Это все?
— Ну там было еще что-то, но я не поняла.
— Чего ты не поняла, милая?
Элли посмотрела в потолок, словно пытаясь припомнить точные слова:
— Он просил напомнить тебе ваш разговор об ошибках и идеальных людях.
Надя кивнула.
— Да, помню.
— Потом велел сказать тебе, что его поведение вчерашней ночью доказывает, что их нет. Ты поняла, что это значит?
— Наверное, он хотел извиниться.
— Тогда почему он так и не сказал?
— Некоторым людям бывает трудно облечь свои чувства в слова. Мужчинам труднее, чем женщинам. Сильным мужчинам еще труднее.
— Тебе тоже?
— Нет. Ведь находить нужные слова — моя профессия.
— А за что он извиняется? — Лицо Элли выражало явное сомнение, словно она не могла вообразить, чтобы такой идеальный человек, как доктор Смит, должен был извиняться за что-либо.
— За то, чего ему не следовало бы делать.
Элли задумалась на минутку.
— Это когда он накричал на тебя ночью?
У Нади екнуло сердце. Выходит, Элли заснула не сразу?
— Да, за это. Кроме прочих вещей. Вещей, которые труднее понять… и забыть.
— Почему он это сделал?
Надя прикоснулась кончиком языка к еще припухшей нижней губе.
— Не знаю, дорогуша. Может, он и сам этого не знает.
Удовлетворенная ответом, Элли стала клевать изрядно надоевшие ей хлопья.
— Мамуль, — вдруг спросила она так, словно ее осенила какая-то идея, — тебе нравится доктор Смит, правда? Даже если он и кричал на тебя и все такое?
Надя чуть не застонала.
— Я недостаточно хорошо его знаю, чтобы ответить тебе.
Помешивая ложечкой в кружке с кофе, Надя говорила себе, что не питает неприязни к Алену. Но не уверена, вполне ли безопасно их общение.
— Он очень хороший врач, — добавила Надя, заметив, что дочь не удовлетворена ответом.
— Ага, но я имела в виду, нравится ли он тебе как друг.
Элли опять за старое. Ее чудесная чувствительная доченька продолжает искать идеального кандидата в папы. А уж доктор Смит никак не подходит на эту роль. Пряча свое огорчение, Надя сделала три глотка и изобразила подобие улыбки.
— Я недостаточно знаю его для этого, дорогуша. К тому же мы оба очень занятые люди.
— Но вы же можете стать друзьями? — не отставала Элли. — Мы могли бы даже иногда приглашать его к обеду, как Рэдди, когда мы жили в Лос-Анджелесе. Или как папу.
— Посмотрим, милая, но у меня такое чувство, что доктор Смит слишком занят, чтобы принять приглашение, и я не хочу, чтобы ты из-за этого расстраивалась.
— Но мы ведь можем спросить его, правда?
— Угу.
Элли изменилась в лице.
— Ты всегда так говоришь, когда отказываешь в чем-нибудь, но не хочешь меня расстраивать.
— Ну Элли…
В глазах Элли промелькнуло разочарование.
— Я так и знала, что он тебе не понравится, он не такой слизняк, как Рэдди и другие типы, что назначали тебе свидания в Лос-Анджелесе!
— Я-то думала, что тебе нравился Рэдди…
— И вовсе он мне не нравился! От него сладко пахло, он постоянно смотрелся в зеркало и поправлял свои волосы, как девочка. — Она вскочила со стула и выбежала из кухни.
Надя закрыла лицо руками. Сама во всем виновата. Если бы на этот раз последовала доброму совету и осталась в больнице еще на одну ночь, не оказалась бы на концерте, а Ален никогда не появился бы в ее доме. Тогда она еще могла бы думать о нем как о возможном друге. А не о мужчине с мукой во взгляде и умением целовать женщину так, чтобы она почувствовала слабость в ногах.
Ради Элли она готова пригласить его на обед и, когда он откажется, сможет с чистой совестью смотреть в глаза дочери.
Состояние Эдды ухудшилось за последние три месяца. Ален сделал все, что было в его силах, но не был удовлетворен.
— Я хотел бы, чтобы вы показались доктору Лейтону — кардиологу из Бостона. Он лучший специалист по таким заболеваниям, как у вас.
Рукой, еще не тронутой артритом, Эдда поправила одеяло. Несмотря на годы, она сохраняла ясность ума и пользовалась очками только для чтения.
— Никаких специалистов, — твердо заявила она. — Напрасная трата времени и денег, и мы оба знаем это.
— Вы не правы. Каждый день появляется что-нибудь новое. Этот доктор разработал особый режим, который дает эффект даже в более запущенных случаях, чем ваш.
— Ален, вы слишком увлекаетесь медицинскими журналами. Благодарю вас за заботу, но даже такая сильная воля, как ваша, не предотвратит неизбежного.
— Оставьте свой фатализм! Всю жизнь вы были бойцом, так не сдавайтесь и сейчас.
— Ах, мой дорогой Ален! — В словах пожилой женщины прозвучал легкий упрек… — Мне нужно беречь энергию для другого. Для моих учеников, естественно. К тому же приезжает Адриан с женой и ребенком. На этот раз он обещал побыть со мной подольше.
Адриан Карпентер был ее единственным сыном и счастьем ее жизни. Он занимался пластической хирургией в Пальм-Спрингсе.
— Ну и как он? — спросил Ален, вставая.
— О, все прекрасно. Они с Джойс только что построили новый дом. Надеюсь, привезут фотографии.
— Обязательно. — Ален совершенно не был в этом уверен. — Может, я приглашу его на чашечку кофе, чтобы расспросить о новейшей технике подтягивания отвисших подбородков.
Эдда фыркнула.
— Стареет мое сердце, Ален, но не мозг. Адриан вам нравится так же, как мне моя капризная и жеманная невестка. Если вы потратите хоть секунду на него, то только чтобы уговорить его послать меня на консультацию к вашему бостонскому эскулапу.
— Ну-ну, Эдда. Я никогда ничего плохого не говорил о вашем сыне.
За то, что он даже не попытался опровергнуть ее слова, он заработал благодарный взгляд.
— Конечно, вы считаете его эгоистом, позорящим память об отце. И вы правы. Он именно такой, но я все равно люблю его. Это вас удивляет?
— Ну как вам сказать…
— Не расстраивайтесь из-за меня, Ален. Знаю, я доставила вам больше хлопот, нежели любому врачу. Но я всегда жила своей жизнью и по своим понятиям. Мне уже поздно меняться.