— Вы, дети, совсем охренели, — без приветствий прошипела она, опасливо косясь на затихших собак. — Я так и не поняла, кто там умирает, и кто кого собирается убивать, но надеюсь…
— Ира вчера прибежала ко мне среди ночи в одной ночной рубашке, — сказал Мартин, подходя к забору.
— Радовался бы, — фыркнула Мари. — Хотя я ей немного по-другому объясняла…
— Видимо, она поссорилась с отцом, как вы хотели, — перебил Мартин. — Значит, теперь-то она вам нужна, а?
— Да какого хрена ты тут стоишь и нотации мне читаешь, — тоскливо протянула она. — Пакуй давай свою подружку и тащи сюда, заодно поможешь мне машину толкнуть. Ненавижу эту сраную деревню, ненавижу все сраные деревни, — донеслось ему в спину горестное бормотание.
И в этот момент и Мартин, и Вик были с ней удивительно солидарны.
…
Вернувшись домой, Вик запер дверь в комнату, не раздеваясь упал на кровать и уснул. Ему было все равно, что будет происходить вокруг — пусть горит дом, в комнату ломится отец, пускай происходит все, что угодно. Ему было необходимо выспаться. Мартин, подумав, подвинул кресло ближе к камину, положил голову на подголовник, и тоже позволил себе забыться черным, пустым сном, в котором не было сновидений.
Но Вик и во сне не нашел покоя. Он слышал то приближающийся, то удаляющийся грохот колес поезда. Он даже видел его, этот поезд — огромную, ржавую змею, словно собранную из неподходящих друг к другу по размеру, цвету и текстуре кусков металла. В раскаленном воздухе отчетливо пахло свежей кровью.
— Мартин! — хрипел он, пытаясь закрыть уши, оборвав этот нарастающий грохот.
Мартин не отзывался. У его друга не было власти над этим кошмаром. Не было больше волшебных огоньков.
Когда Вик очнулся, стояла глубокая ночь. Он несколько секунд смотрел на часы, пытаясь понять, что с ними не так. Выходило, что он проспал либо несколько часов, либо больше суток.
Мартин еще спал. Вик принюхался — в комнате пахло как обычно, стиранной тканью, старым деревом и чем-то еще, сухим и теплым.
В доме было холодно. Это было обычное дело для зимы — отец не следил за отоплением. Часто топил небольшую печь, стоящую в углу на кухне, подвигал к ней кресло и сидел так весь день, наплевав на то, какая температура держится в остальном доме. Впрочем, Вик не возражал. Он купил в городе маленькую тепловую пушку и лишнее одеяло, для тех случаев, когда у него не получалось самостоятельно включить отопление, и для тех часов, что едва работающему газовому котлу требовалось, чтобы прогреть дом.
Сейчас обогреватель работал, тонкое красное кольцо в темноте. Словно светящийся глаз.
Вик позволил себе редкое удовольствие — он не стал вставать с кровати сразу. Ему было тепло и удивительно спокойно. Разум, изможденный постоянным напряжением наконец-то нашел покой. И теперь, в ласковом тепле, в темной тишине дома, он, наконец, почувствовал, как в душе разжимается ржавая пружина.
Может, все еще будет хорошо.
Он прикрыл глаза. Спать не хотелось. Не хотелось думать. Хотелось просто лежать, полностью отдавшись чувству тепла и спокойствия, и с глупой улыбкой гладить одеяло.
Вик отчетливо ощущал хрупкость этого момента. Внезапно ниоткуда пришла странная мысль о том, что именно сейчас он хотел бы умереть.
«Доброе утро. Что за настроение?» — раздался сонный голос Мартина.
Вик моргнул, и ощущение покоя исчезло. Мир вокруг по-прежнему был жесток и несправедлив. И Риша по-прежнему была в опасности.
— Доброе утро. Я просто… задумался.
«Прости, не хотел мешать. Слушай, Вик, я думаю нам нужно в школу сходить. Показать, что ты не запил на радостях и поговорить с Мари».
— Ты прав, как обычно. И сегодня вечером поедем в город. Нужно попробовать найти нормальную работу, нам явно скоро понадобятся деньги.
«Хорошо. Выспался?»
— Да, даже не верится. Пошли, сварим твой ужасный кофе, который на манную кашу похож, и будем считать, что этот замечательный день начат, — неловко улыбнулся Вик.
«Мне кажется кто-то сейчас посмеялся над моим кофе, который можно считать гомеопатией, настолько мало там порошка?»
— Если это гомеопатия, то так, как ты хочешь, нужно кофе в чашку экскаватором засыпать, — проворчал Вик, застегивая рубашку.
Во дворе раздался петушиный крик.