— Здравствуйте…
Он помнил, что Ришину мать зовут тяжелым именем Галина. Но ему приходилось вспоминать об этом до странного редко — женщина, чья судьба определила судьбу Риши, присутствовала в жизни своих детей и всей своей семьи лишь незримо. Она все время была занята какой-то работой. Редко разговаривала. Редко поднимала взгляд. Руки чаще всего держала сцепленными в замок или скрещивала на груди, как бы отгораживаясь от окружающего мира.
Руки у нее были грубые. С тонкими, длинными пальцами и узкими ладонями, но с несходящими красными пятнами и шелушащейся кожей.
«У Риши никогда не будет таких рук», — с неожиданной для себя злостью подумал Вик.
— Ну? — коротко бросила женщина, видимо уставшая смотреть на растерявшегося гостя. — Будешь заходить?
Вик коротко кивнул и зашел в дом.
— Я хотел поговорить о Рише…
— А ее еще не выписали, — со странным злорадством сообщила она. — И Славу.
Вик поморщился от резанувшей слух грубости.
— Иди давай на кухню, чего стоишь. В белой рубашке, надо же, — с тем же странным выражением протянула Галина. — Жениться пришел? Так меня тоже мог бы спросить.
— Нет, что вы, я… сейчас по другому поводу.
— Сейчас, вот как. По какому же?
Галина стояла к нему спиной и наливала чай из большого фарфорового чайника.
— Я хотел спросить, что случилось после спектакля…
Вик сел на край стула. Он чувствовал себя неожиданно глупо.
— Иру привела подруга, с ними была ваша библиотекарь, — тускло ответила Галина. — Рассказали какую-то глупую историю про то, что Иру напоил мальчик из города. Я видела мальчиков из города, — усмехнулась она. — Ира вообще на ногах не стояла. Я так Славе и сказала — мальчик должен был ее привязать к стулу и с полчаса водку в нее заливать. Слава, конечно, злился… отправила ее спать, сказал «завтра поговорим».
Она поставила перед ним большую кружку чая, черного, с резким запахом бергамота. Села на соседний стул и закрыла глаза, будто посчитав, что ответила на все вопросы.
— А потом?
— Мы поругались, — спокойно ответила она. — Немного. Я сказала, что не нужно устраивать сцен, и что это всего лишь спектакль и всего лишь алкоголь. Слава… нервничал. Он за нее переживает. Ира, видимо, не спала. Подслушала разговор, и ничего умнее, чем броситься из дома, ей в пустую голову не пришло. Я только услышала, как дверь хлопнула. Слава побежал за ней, но не успел поймать — сердце прихватило. Я, конечно, осталась с ним и вызвала врача.
Ситуация могла бы быть комичной, но Вику было не смешно. Он слишком хорошо помнил, как сидел на заваленном хламом заднем сидении машины Мари, обнимая Ришу и поминутно проверяя, дышит она еще или нет.
— Вы приходили к Мари. — Вик решил сменить тему.
В этом конфликте Галина была явно не на стороне дочери.
— Приходила. Ира все равно уедет. Все равно будет поступать… пусть лучше эта женщина ей поможет.
— Мы об одной женщине говорим?! — не выдержал Виктор, но тут же осекся. Если Галина спросит, что с Мари не так — ему будет нечего ответить.
Но она неожиданно понимающе улыбнулась и кивнула:
— Об одной. Не считай себя умнее взрослых. Как ты думаешь, почему мой муж не хочет, чтобы Ира связывалась с искусством?
— Потому что он… опасается…
Вик давно не чувствовал себя таким растерянным. Он не мог сказать, что он женщины исходила угроза. Нет, она была совершенно спокойна и не вызывала никакого страха. Но она словно довлела над ним. Что-то в ней было свинцово-тяжелое, отталкивающее.
«Может, потому она так редко говорит?» — предположил более устойчивый Мартин.
— Чего?
— Что она попадет в беду, — уклончиво ответил он.
— В какую?
«Чего она хочет, Мартин? Чтобы я сказал ей, что ее дочь всю жизнь страдает из-за слухов про ее работу?»
«Я тоже не понимаю. Хочешь я?..»
«Нет. Я сам».
— В любую. Насколько мне известно, он очень любит дочь и очень переживает за ее судьбу, поэтому…
— Она не его дочь, — бесцветно отозвалась Галина.
— Что?..
— Я сказала, она не его дочь. Только Денис — его сын. Ира и Женя… мои.
Вик медленно поставил чашку на стол. Ему вдруг показалось, что Галина сейчас раскинет руки и поклонится публике.