На стенах домов то и дело видишь темные стрелы с надписью: «Бомбоубежище». Улицы, местами ископанные траншеями, перегороженные завалами, в которых оставлены лишь узкие проезды, — пустынны. Редкие прохожие, выйдя из подъезда, прежде всего смотрят вверх, прислушиваются: нет ли вражеских самолетов над городом. У людей появилась торопливая походка: стараются как можно меньше быть на открытом месте.
В штабе офицеры все чаще останавливаются у большой карты Европейской части СССР. Флажки на ней извилистой линией протянулись от Заполярья до Черного моря. Каждый день линия меняется: фронт продвигается в глубь страны. Скупые сводки Информбюро приносят тревожные вести. Повсюду идут кровопролитные бои. Наши войска самоотверженно бьются за каждую пядь родной земли. Но силы неравные, и нам приходится отступать.
Фронт пока далеко от Крыма. Однако нужно быть готовыми ко всему. Вспоминаем уроки истории. В тяжелые моменты нашим приморским крепостям приходилось заботиться о своей обороне не только с моря, но и с [11] суши. Флот выделял моряков, чтобы они сражались на сухопутном фронте. Так было в Севастопольской обороне 1854–1855 годов, так было и в годы гражданской войны.
И следя за событиями на фронтах, я все чаще обращаюсь к мысли, которая зародилась у меня еще в Наро-Фоминске: нужно приступать к формированию частей морской пехоты. Собирался уже проситься на прием к командующему флотом, чтобы высказать ему свои соображения.
Но он сам вызвал меня. Когда я вошел в кабинет, вице-адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский стоял у балконной двери и смотрел в бинокль в направлении Константиновского равелина. Услышав мои шаги, он обернулся:
— Ну, ну, здравствуй, «академик». Вот видишь, уезжал ты в Москву, все было тихо, а приехал на войну. Как, подучился немного?
— Слишком мало, товарищ командующий. Надо бы годика на два раньше начать, вот теперь бы и кончил полный курс.
— Ничего, теперь у нас академия — война. Подучимся здесь, на флоте. Думаю включить тебя в комиссию под председательством товарища Моргунова для рекогносцировки и определения рубежей обороны главной базы с суши. Вот и приложишь знание сухопутной тактики, которой тебя обучали в академии.
Октябрьский стал обстоятельно излагать задачи обороны Севастополя с суши:
— Нам нужно к этому готовиться сейчас же. А чем сейчас занят твой подшефный батальон?
— В Керченской крепости занимается мелкими хозяйственными работами.
— Надо его срочно переводить в Севастополь. Здесь он нужнее, чем в Керчи.
«Вот удобный момент, чтобы начать разговор об организации морской пехоты», — подумал я.
— Товарищ командующий! Может быть, одновременно с подготовкой оборонительных рубежей приступим и к созданию своих стрелковых подразделений? Я бы с охотой взялся за это.
— Я уже думал.
В кабинет входит начальник штаба флота контр-адмирал Елисеев. Он останавливается у стола командующего [12] и развертывает морскую карту, намереваясь что-то доложить. Октябрьский останавливает его:
— Послушай. Вот Жидилов предлагает формировать морскую пехоту. Как ты смотришь на это, Иван Дмитриевич?
— Есть смысл, товарищ командующий. А Жидилову, как говорится, и карты в руки. Сухопутную тактику он знает.
Из кабинета командующего флотом я вышел уже командиром морской пехоты.
Рождение бригады
Итак, создаем 1-й полк морской пехоты. Меня, его командира, наделили большими правами. Я могу по своему усмотрению набирать офицеров из органов управления флота и из всех частей главной базы.
После беседы с Октябрьским иду к командиру Черноморского флотского экипажа моему давнему другу майору Хубежеву. Узнав, в чем дело, добряк-осетин загорелся:
— Вай, харашо задумал палковник! — по-кавказски акая, восклицает он. — Я тебе памагу!
Флотский экипаж выделяет в мое распоряжение целый батальон, который станет костяком будущего полка. Щедрость Хубежева неистощима. Он тут же предлагает укомплектовать и минометный дивизион — новинку на флоте.
— На артскладе я минометы видел, — заговорщицки шепчет он, хотя в комнате мы одни. — Тяжелые, стодвадцатимиллиметровые. Вай, хорошие штучки! Добывай их. А я тебе матросов пришлю. Во ребята, орлы!..
К вечеру у меня появляются помощники. Пользуясь своим правом, я привлекаю людей, которых хорошо знаю. Кого взять начальником штаба полка? Ну конечно же Владимира Сергеевича Илларионова, который в академии столь старательно осваивал военную премудрость. Военкомом становится батальонный комиссар украинец Александр Митрофанович Ищенко. С ним мы вместе служили еще в тридцатых годах.
Втроем засиделись допоздна. Столько проблем навалилось на нас: как поскорее набрать людей, где их поселить, как расставить, вооружить, обмундировать, обучить? [13] Разговор наш прерывается частыми хлопками зениток, треском пулеметных очередей. Выключаем свет и раздвигаем на окне маскировочный занавес. Черное небо рассечено лучами прожекторов. В их перекрестии — крохотная белая букашка. Вокруг нее вспыхивают красные искорки разрывов. Тянется к ней разноцветная паутина. А проклятая букашка ползет и ползет себе. Мы следим за вражеским самолетом, пока он не скрывается за горами. Зенитки замолкают. В наступившей тишине слышатся приглушенные расстоянием удары: враг сбросил бомбы.
— Упустили, мазилы! — горячится Ищенко.
Рассудительный Илларионов встает на сторону зенитчиков:
— Не так-то просто попасть на такой высоте, да еще ночью. Вот подучатся, дадут жару фашистам!
Занавесив окно, зажигаем свет и снова приступаем к обсуждению своих неотложных дел. Ищенко не сидится.
— По-моему, все ясно, — хлопает он ладонью по столу. — Главное — люди, а остальное приложится. Я иду в политуправление и отберу политработников. Илларионов облюбует себе штабников. Ну, а наш батько-командир, — Ищенко, сам того не замечая, переходит на родную украинскую речь, — нехай шукае соби строевых охфицирив.
Дни заполнились хлопотами. Принимаем людей, технику, оружие.
С ближайшего к нам Южного фронта доходят тревожные вести. Фашисты форсировали Дунай, Днестр, пробиваются к Одессе. Наши корабли то и дело выходят из Севастополя, обстреливают берег, занятый противником, топят вражеские суда. Моряки стремятся, чем могут, помочь нашим войскам, самоотверженно сражающимся на приморском фланге фронта.
Командующий флотом торопит со строительством оборонительных сооружений под Одессой и в Крыму. На Сивашах устанавливаются морские дальнобойные орудия. Комиссия под председательством генерала Моргунова разрабатывает систему долговременных укреплений вокруг Севастополя. Городской комитет обороны, возглавляемый секретарем горкома партии Б. А. Борисовым, мобилизует население на рытье окопов, противотанковых рвов, сооружение дотов. [14]
Севастополь шлет подкрепление Одессе. Многие матросы, командиры и политработники изъявляют желание выехать на Одесский фронт. Спешно формируются все новые части морской пехоты.
«Защищать Севастополь надо в Одессе!» — с этой мыслью отправляются в бой моряки-черноморцы.
Офицеры штаба флота внимательно изучают опыт боевых действий морской пехоты. Жизнь убеждает нас, что нужно искать новые формы организации частей. Мы не можем сделать их многочисленными: не хватит людей. Но у нас есть возможность обеспечить их большую огневую мощь, снабдить разнообразными видами оружия. Это должны быть части, обладающие высокой маневренностью, гибкостью в управлении, способные самостоятельно решать серьезные боевые задачи, стойкие в обороне и стремительные в наступлении. После долгих поисков такая форма организации была найдена: бригада морской пехоты. Она. будет состоять из нескольких стрелковых батальонов, артиллерийских, минометных, инженерных и других специальных подразделений, иметь свой штаб и политотдел.
Наш полк превращается в первую на флоте бригаду морской пехоты. Командиром ее назначен я. Начальником политотдела — Ищенко. Нам прибавляют людей, технику. Разместимся мы на Корабельной стороне, в обширных казармах Севастопольского зенитного училища. Зенитчики с началом войны были переведены на новое место, и их городок пустует. Что нас больше всего устраивает — мы окажемся в непосредственной близости к кораблям, флотскому экипажу, учебному отряду, к складам главного военного порта. Это облегчит формирование бригады и оснащение ее техникой.