О боевых действиях под Одессой нам с увлечением рассказал младший лейтенант Алексеев, зачисленный в бригаду после излечения в госпитале. Он воевал в составе второго добровольческого отряда моряков под командованием майора Деньщикова, в западном секторе обороны Одессы, на дальникском направлении. Нам, еще не встречавшимся с врагом, хотелось все знать о тактике, повадках фашистов.
— У них на вооружении много автоматов, — говорит Алексеев. — Стреляет фашист трассирующими пулями. При этом совершенно не целится: упрет приклад автомата в живот и шпарит. Действуют, мерзавцы, на психику, на эффект: создается видимость сплошного вала светящихся пуль. Дешевый прием, наши сразу его раскусили... [31]
20 сентября в состав бригады влились пулеметные зенитные части Николаевского гарнизона. Они дрались под Николаевой, Очаковом и на Кинбурнской косе. Обстрелянные, закаленные бойцы. Среди них выделяется стройный высокий грузин главный старшина Ной Адамия. Он командовал пулеметным взводом. Мы оставили его на этой должности. Матросы любят его. Во взводе Адамия образцовая дисциплина. Молодые матросы, пополнившие ряды николаевцев, быстро перенимают их боевой опыт.
В один из сентябрьских дней отправляюсь на командный пункт штаба флота, в Севастополь. Он разместился у каменной пристани, в убежище, вырубленном в скале. Здесь неопасно попадание авиационной бомбы даже самого крупного калибра. Кстати, такие убежища сооружаются в городе повсюду — и для личного состава гарнизона и для жителей. День и ночь люди долбят гранитные скалы. Теперь почти все служебные здания оставлены. Учреждения переселились в надежные укрытия.
Мне часто приходится обращаться к начальнику штаба флота контр-адмиралу Ивану Дмитриевичу Елисееву, деловому, смелому в решениях человеку. Нам он помогает во всем, а самое главное — в снабжении бригады оружием и другой техникой. Благодаря его заботам мы получили свыше трех тысяч полуавтоматических винтовок, что заметно увеличило нашу огневую мощь.
Иван Дмитриевич не любит много разговаривать.
— В чем нужда, товарищ Жидилов?
— Не хватает автомашин и артиллерии.
Елисеев снимает телефонную трубку и вызывает начальника тыла флота контр-адмирала Заяц:
— Николай Филиппович! Собери Жидилову, откуда угодно, сорок автомашин и передай приказание артотделу додать бригаде положенную по табелю артиллерию. И не медли. Жидилову скоро придется действовать.
— Ты понастойчивее будь, — дружески предупреждает он меня. — Забирай все, что тебе необходимо. Я тебе должен сказать, что немцы уже двигаются к Перекопу. Как бы не пришлось тебе выступить на помощь пятьдесят первой армии. Так что поторапливайся!
Он протягивает мне руку. Это означает, что разговор окончен.
В эту ночь, как и все предыдущие, Севастополь отбивает налеты фашистской авиации. Небо прорезано лучами [32] прожекторов. Раскатило бьют зенитки. Где-то ухают взрывы авиационных бомб. Севастопольцы привыкли к бомбардировкам и не хотят укрываться в бомбоубежища. Предпочитают быть где-нибудь на крыше или на вышке, откуда видны действия наших истребителей и зенитчиков. Всем хочется увидеть, как загорится фашистская машина и факелом ринется вниз. А это случается довольно часто. Флотскому фотокорреспонденту Борису Шейнину удалось заснять даже падение вражеского самолета, сбитого нашими истребителями. Снимок получился очень удачный. Когда Бориса спросили, как это ему удалось, он откровенно признался:
— Сам не помню, бежал в укрытие и на бегу щелкнул.
Впоследствии Шейнин снимал интереснейшие кадры на передовых позициях.
По пути в свой штаб обдумываю слова Елисеева. Значит, нужно готовиться к выступлению на Перекоп. А все ли мы сделали? Главное, чтобы во главе подразделений стояли хорошие офицеры. Мысленно еще раз взвешиваю качества каждого.
Командир первого батальона — капитан Сонин. Я его знаю еще по службе в учебном отряде флота, где он был командиром роты курсантов. Отличный строевик, но в тактике слабоват. Он может хорошо подать команду, но сумеет ли управлять батальоном в бою? К нему надо подобрать толкового комиссара.
Вторым батальоном командует капитан Черногубов. Этот силен в сухопутной тактике, но на кораблях не служил и потому плохо знает моряков. Ему тоже нужен хороший комиссар, способный найти дорогу к матросскому сердцу.
Командир третьего батальона — майор Мальцев. Знающий офицер, но с барскими замашками. Сторонится подчиненных, не проявляет о них должной заботы.
За командира четвертого батальона капитана Кирсанова я спокоен. Он закончил училище береговой обороны, был командиром батареи. Сухопутную тактику знает лучше других комбатов и людей умеет крепко держать в руках. С виду щуплый, непредставительный, и голос жидковат, но матросы его уважают и пойдут за ним и в огонь и в воду. Замечательный офицер и капитан Дьячков [33] — командир пятого батальона. Выдержанный, сообразительный, смелый, он с любым заданием справится.
Размышляя о своих подчиненных, я не заметил, как машина спустилась с Инкерманских высот и пошла уже по берегу Северной бухты. Над темной водой стелется туман. Слабо светится белый огонь верхнего Инкерманского маяка. К Клеопиной пристани подходит миноносец. Он возник из тумана внезапно. Осторожно, как бы крадучись, приближается к топливному причалу. Вот он своим высоким бортом навис над причальной стенкой и замер. Ни огней, ни людей на корабле не видно. Не слышно и команд, но все выполняется точно и своевременно. Глухо падает на деревянный настил причала тяжелый стальной трос. Дежурные береговые матросы молча принимают его и закрепляют на чугунной тумбе. Вываливается трап, возле него сейчас же появляется часовой. Едва миноносец окончил швартовку, как к нему уже тянут шланги. Без крика и суеты идет заправка корабля топливом. Кажется, все происходит автоматически.
Вот так бы, думаю я, бесшумно и четко управлять бригадой в бою!
Мне понятно, что корабли флота сейчас действуют главным образом ночью. Беспрерывные упражнения развили у моряков наблюдательность и безошибочную ориентировку в темноте. Но решающую роль играет связь. Нужно и нам организовать ее как можно лучше, чтобы можно было управлять бригадой, как командир управляет миноносцем.
Второй час ночи, а Илларионов все не спит. Делюсь с ним своими мыслями. Решено, что утром вызовем командиров и политработников и сообща наметим серию новых учений. Учиться надо основательно, по-настоящему, так, чтобы бой не застал нас врасплох.
На следующий же день начались занятия. Комиссар Ехлаков и начальник штаба опять забыли про отдых. Дни и ночи проводят в подразделениях, присутствуют на стрельбах, тактических учениях, добиваются безупречной отработки приемов штыкового боя, метания гранат, маскировки, преодоления полосы препятствий.
Сообщения с Южного фронта тревожные. В двадцатых числах сентября три немецкие пехотные дивизии при поддержке танков и авиации начали штурмовать позиции нашей 51-й армии на Перекопском перешейке. [34]
Мужественно сражались наши пехотинцы. Их поддерживала бомбардировочная авиация Черноморского флота, батареи береговой артиллерии. На узком Перекопском перешейке не было и квадратного метра земли, где бы ни рвались вражеские снаряды и бомбы. Чтобы избежать неоправданных жертв, наше командование отвело части к Армянску. Из Севастополя туда направили бронепоезд «Железняков», который до этого оперативно подчинялся нашей бригаде.
Я получаю приказ командующего флотом выделить два стрелковых батальона в распоряжение командующего 51-й армией. 29 сентября мы отправляем их по железной дороге к Перекопскому перешейку. Это первый и четвертый батальоны. Они раньше всех сформированы, имеют более подготовленный личный состав. На станцию приехал член Военного совета флота дивизионный комиссар Николай Михайлович Кулаков. Высокого роста, немного сутуловатый, смуглый, с большими черными глазами, он обходит строй. Обращается к бойцам с короткой напутственной речью. Говорит, что Военный совет уверен в стойкости моряков.