Выбрать главу

Отто с одного взгляда оценивает циркового акробата. Он сразу видит что этот человек для него проблемы не представляет.

Лифт опускается вниз и разлетается на кусочки.

9. ВОСЬМОЙ ЭТАЖ (ВОСЬМОЙ ЭТАЖ)

Хозяин гостиницы считал что восьмой этаж может быть отчасти использован под жилье поэтому флигель был отделен и там была повешена табличка privat (privat). Там наверху свет не горел. Человека в черном особенно и не беспокоило включит ли там кто-нибудь свет потому что в данный момент у него не было никакого сомнения в том что он попал по меньшей мере в местное управление шпионской организации. Даже если его внимательность по несчастливой случайности бросится в глаза кому-нибудь из постоянных обитателей они наверняка попытаются незаметно устранить непрошеного гостя и свет им для этого не понадобится. Человек в маске как раз только что одолел деревянную лестницу когда в коридоре вспыхнул свет карманного фонарика он поспешно нащупал ручку двери у себя за спиной и она с тихим почти неслышным скрипом подалась. Все смеялись только Элизабет оставалась серьезной. Кованые сапоги грохотали по деревянной лестнице где-то открылась дверь раздался вопль который тут же перешел в безутешные рыдания. Охотничий сапог Хельмута с математической точностью попадает в детскую головку он тихо цедит сквозь зубы: я надеюсь вам не пришло в голову вообразить всерьез что в нашей отчаянной борьбе с желтой заразой мы впряжемся в одну упряжку с какими-то там революционерами (революционерами). Которые благодаря нашей системе защиты трансмиттеров сейчас находятся в безопасности в соседней галактике. Фарфоровая ваза с нарисованным на ней букетом фиалок разбилась вдребезги и лежит перед мраморным камином огонь в котором вот-вот погаснет. Шварцвальдские ходики тихо и самозабвенно тикают. Это дело рук злого Хельмута он устроил чистку во всем заведении. Его член вновь и вновь проходится по увитой виноградом и плющом стене поливая мочой огненно-красные пеларгонии и глаза у них уже не такие безнадежные. Его охватывает страх. Боже мой! На радостях он об этом и не подумал. Опять в воздухе повисла какая-то угроза.

Ослепительный кадиллак бесшумно останавливается перед входом. В полированном металле отражается лицо чудо-человека его растерзанный турнюр его спутанные волосы.

Доброе благостное лицо Элизабет и свежий утренний воздух моментально приводят в порядок нервы Хельмута и потихоньку возвращают его к действительности. Царит душная нездоровая атмосфера как это обычно бывает за границей. Оба полуразложившихся трупа при взгляде на которые невозможно определить кому они принадлежат ребенку мужчине или иностранцу уже не привлекают к себе его безраздельного внимания. Кровать. Может быть именно здесь нашел наконец пристанище Кинг-Конг устав от неурядиц этого мира? Такие принудительные меры никуда не годятся. Но внезапно сквозь это смирение прорывается мысль Кинг-Конга: мой сын преступник. И разве в этом нет моей вины? Я слишком мало о нем заботился. Когда он начал заходить слишком далеко, я просто стал давать ему меньше денег на карманные расходы. Вот собственно и всё. Сплошь вопросы на которые Человек-летучая-мышь не знает ответа но которые копошатся в нем свербят и саднят. Справа от настоящего персидского мостика стоит тяжелый серебряный поднос с заплесневелыми протухшими объедками черная икра омар à l'americaine белый хлеб сыр шмат прогорклого масла в масленке Элизабет между ляжками. Стакан буквально усеян отпечатками пальцев. Человек-волшебник чувствует как ладони у него становятся влажными и по голове прикрытой черным капюшоном распространяется странный зуд. Он чувствует тянущую глухую боль в груди когда с ужасающей ясностью осознает: он оказался плохим отцом. Я породил двоих детей но не воспитал их. Отцовская твердая рука Робин наверняка в ней никогда не нуждался потому что характер у него твердый и сильный. Но Ханс мой сынишка Ханс. Оболтус. Тут уж не в Кинг-Конге дело, тут замешана Белая Женщина.

Шнур звонка оборван & болтается безостановочно ее щеки горят от стыда. Белый телефон с золотым диском молчит. Огромная белая рука с огромной силой захлопывает дверцу машины и нежная маленькая фигурка распадается при этом на две половинки из которых одна опускается на обитое кожей мягкое сиденье другая же валится в канаву. Верхняя губа Кинг-Конга покрыта потом его тяжелый дряблый подбородок вздрагивает. Придется произвести ампутацию шепчет он придется ампутировать голову.

В долгое молчание которое никто не отваживается прервать гигантским прыжком врывается Элизабет он сбрасывает с себя оцепенение и бросается к двери. Как он того и хотел образ статной девятнадцатилетней девушки в элегантном костюме из ткани пепита какой он видел ее в последний раз в те блаженные дни навсегда запечатлевается в его памяти.

Подслеповатое зеркало показывает Человеку-летучей-мыши облик мужчины средних лет в умеренно-сером костюме с лысиной средних размеров носом & хоботом средней величины короче среднего человека с хорошей репутацией. Навозные мухи отливающие зеленью & назойливо жужжащие становятся непереносимы. Преступник-охотник сам того не замечая проводит рукой по влажному лбу. Снаружи горничная гремит посудой. Зашевелились первые посетители захлопали дверцы машин. Начинается обычный рабочий день. У человека в маске времени осталось совсем немного. Коэффициент полезного действия за эту ночь поистине жалок. Золотые мужские наручные часы могут оказаться смертельным оружием но могут и не оказаться.

Человек-летучая-мышь явно и понятия не имеет с какой хитростью подлостью коварством и даже отвагой его противники обычно берутся за дело.

Человек в маске хочет как можно быстрее исчезнуть после исполнения своего коронного номера. Минуты через две он внезапно распрямляется и поворачивается к Кинг-Конгу. Вся розовость схлынула с его лица. Он откашливается проводит рукой по редким светлым волосам напомаженные пряди которых зачесаны так чтобы прикрыть наготу лысого черепа. Он пытается предупредить людей что это именно он.

Тут же справа совсем справа возникает Дуня она опять в курсе дела старая русская графиня в изгнании. Человек-летучая-мышь в маске искоса смотрит как она стоит на коленях в гостинице перед своей кроватью исполосованной неистовыми ударами ножа какого-то фанатика политического фанатика как моментально определяет знаток. Сама она кажется до сих пор ничего не заметила потому что она как мы видим поспешно запихивает свой летний гардероб в большой чемодан на колесиках. Позже когда наш рассказ возобновится с этого места мы снова встретим ее на борту.

Кинг-Конг постепенно по частям перемещает в холл тело расчлененного молодого пролетария в которого угодила дверца машины. Под конец настала очередь оторванной левой руки. Мужчины вдвоем складывают части тела юноши по порядку. Кинг-Конг склоняется над его головой которая безучастно стоит на кожаной кушетке. Слезы текут у юноши из-под очков из закрытых глаз катясь по щекам. Он так хотел учиться в университете как все теперь похоже ничего из этого не выйдет. На мошенника парень не похож так и доктор считает.

Летучая Мышь надевает поверх синей бархатной домашней куртки белый китель подходит к умывальнику шумно и тщательно моет руки вытирает их бумажным полотенцем и бросает его в белое эмалированное ведро для мусора.

Однако глаза его производят впечатление абсолютной честности. Малышка по-прежнему плачет по своим родственникам и своим замечательным книгам. Мертвый человек-горилла лежит в изножье оскверненного ложа. Повсюду видны отпечатки гигантских ног и следы когтистых лап. У творца этого позднеклассицистического дома была жена-красавица (красавица) которая внезапно помешалась. Но он безумно ее любил и поэтому не хотел отдавать в лечебницу. Зато он принял все меры предосторожности и позаботился о том чтобы в своем доме она была под соответствующим присмотром. Она что здесь и умерла спрашивает Элизабет порочная улыбка скользнула по ее губам лихорадочный блеск появился в глазах лицо наполнилось небывалой жестокой красотой. Бедный Кинг-Конг дитя дикой природы такой юный такой одаренный и тому подобное. Да-да она умерла здесь. Она пролезла через единственный не забранный решеткой люк на крыше. Замаскированный охотник за преступниками повернулся широкой спиной к той сцене на которой разыгрался заключительный акт этой человеческой трагедии и глубоко потрясенный закурил Camel. Ох уж этот мускулистый хитрец!