Выбрать главу

Сейчас С. Ф. Черемных — персональный пенсионер республиканского значения, ветеран КПСС, ветеран труда.

Я увидал: всплакнул тайком чернобородый дед Филипп. А что стряслось со стариком? — На фронте сын Борис погиб.

Дед Филипп

Деревня Погодаева не дала миру таких людей, как академик Михаил Янгель, его брат Александр, генерал — уроженцы деревни Зыряновой, не дала генерала Ступина из села Нижнеилимска, не дала заслуженного учителя Семена Ивановича Косыгина из деревни Коробейниковой, но и в Погодаевой было много интересных людей, один из которых, на мой взгляд, дед Филипп — добровольный и добросовестный воспитатель деревенской ребятни. Может быть, поэтому его собственные дети не плелись в хвосте событий, а меру своих способностей и сил активно строили новую жизнь.

Борис, сын деда Филиппа, упорно и настойчиво проводил среди нас, деревенской ребятни, спортивные соревнования по бегу, метанию гранаты, стрельбе из малокалиберной винтовки (тозовки), по сдаче норм на значок ЮВС (юный Ворошиловский стрелок). Были походы под его руководством на речку Тушаму с «полной боевой выкладкой» — песок в турсуках или рюкзаках, песок под ногами и жгучее солнце над головой. Для «интереса» были мы «вооружены» деревянными самострелами, наганами и гранатами. И марш-бросок на шесть километров в один конец. Но и обратно никто нас на машинах или телегах не подвозил, топали ножками.

Борис — среднего роста, крепкого телосложения и, вероятно, большой физической силы. С первых дней войны ушел на фронт и погиб в боях, как погибли многие мужики и парни деревни.

Филипп Степанович, которого я помню очень хорошо, — коренастый чернобородый крепыш, был общительным человеком, активный строитель колхозной жизни.

Он однажды выпорол крапивой подростка зато, что тот брякнул в колокол, но выпорол не просто, а объясняя, для чего в деревне колокол и что может произойти, если сигнал колокола поймут всерьез. Он же и похвалил позже этого подростка за то, что тот сделал модель самолета «Максим Горький». Как он восхищался умелыми руками подростка, как хвалил за мастеровой талант. Особенно его восхищало то, что все четыре пропеллера вращались на бегу, как настоящие.

Работал дел Филипп в колхозе на лошади, подвозил корма к фермам, выполнял и другие работы. Вместе с ним ездил внук, пяти или шестилетний крепенький мальчуган, который впоследствии окончил Ленинградское военное училище им. Дзержинского, сейчас на пенсии, живет в Ленинграде.

Я как-то наблюдал странную картину, которая поразила меня необычностью. Дед Филипп подъехал к молоканке (помещение для процеживания и сепарирования молока), ушел в нее, а внук остался на телеге. Лошадь пошла, а внук стал ее останавливать, но не вожжами, как полагалось… Он по детской неопытности стал удерживать лошадь за телегу. Меня удивила та сила, слезы и даже злость, с которой малыш пытался достичь цели. Я позавидовал его настойчивому характеру.

Слава Илима

Часть I
Счастье детства. Год 1940
Вчера в лесу кукушка куковала, Листвяжки чуть припудрились хвоей. Соскучились по воле мы немало В деревне Погодаевой своей, Прощайте до зимы коньки и санки Да здравствует река и лес, и луг Мы подзабыли, где растут саранки, И где растет за Прорвой дикий лук. И вот идем, такие боевые, В Кулигу порыбачить на реке, В консервных банках черви дождевые. И длинные удилища в руке. В холщовых сумках молоко и шаньги, И свежие, из печки, калачи… Костенков Глебка на ходу о Таньке, Своей подружке, что-то отмочил. Ребята ржут, ребятам интересно, Но Санька Предка строго хмурит бровью: — Ну, паря Глебка, разве это честно? Нельзя так откровенно про любовь. Ты расскажи про что-нибудь другое, Про то, как гнал тебя колхозный бык… Смущенный Глеб затылок скреб рукою И замолкал: к насмешкам не привык. По мягкому проселку через поле Шагаем от деревни босиком. Закончились, ура-а! уроки в школе, И вот нас овевает ветерком Гарь-Угол. Лес. Идем мы вдоль опушки, По ходу слева — Озерки в кустах, Где квакают ожившие лягушки В покрытых нежной зеленью местах. А вот и осек изгородь такая, Что охраняет поле от скота. Кулига — дальше. Речка, истекая Из тихого болота у хребта, Змеей не вьется, словно потакая Желанья чьим-то. Чем не красота? Вот и река. Зеленый длинный берег И кромка плеса, ровная, как нить… Учитель в школе говорил про Терек, Илим и Терек! Разве их сравнить? По берегу, мы разбежались мигом, Забрасывая в воду поплавки, И в воодушевлении великом Добычу ожидали из реки. Вот Лешка Пап поймал ельца с мокченом, А Мишка Солод окуня добыл. И Санька Предка с видом сверхученым Про тонкости рыбалки нам долбил. Мы, малыши, разинув рот внимали Его речам, выстраиваясь в ряд, И наше сверхусердное вниманье Так льстило предводителю ребят. Вот стали попадаться нам мокчены И редко серебристые ельцы, Мы радостно вздыхали облегченно, Сопливые подрости-огольцы. Потом обед с восторгом уплетали И жарили мокченов на костре. А гуси в поднебесье пролетали, Стремясь достичь гнездовий побыстрей. А день сиял прозрачностью хрустальной, Не изнуряя нас томительной жарой. Река с ее поверхностью зеркальной Текла послеобеденной порой. И вечером, довольные добычей. Торжественно шагали по домам Лишь отдаленный БАМ свирепый бычий Немного портил настроенье нам. И солнышко, казалось, неторопко Стремилось, что ты там ни говори, На час-другой за Качинскою сопкой Прилечь в постель из розовой зари. За Паляниной сумрак шел с востока, Меж соснами курчавыми таясь. По деревенской улице широкой Довольные ребята шли к домам. Им не терпелось с гордостью глубокой Порадовать своей добычей мам.