Часть II
Борис Черемных
Но ждал их он, с улыбкою довольной,
Борис Черемных — вроде бы физрук
И военрук, конечно, добровольный,
И, несомненно, самый лучший друг.
Борис был плотный, кругоплечий, сильный
Отсчитывал себе двадцатый год,
Лицом красивый, не словообильный
И погруженный в множество забот.
Он объявил, что следует собраться
Всем завтра утром и позвать с собой
Тех, кто не слышал, и сестер и братцев,
Пусть привыкают к «службе боевой».
И пояснил, что надо собираться
К Кривой Сосне, где будет их «парад».
И потом они начнут соревноваться
И в беге, и в метании «гранат».
Потом из тозовки стрелять сверхметко
И ловко надевать противогаз…
Со стороны пусть смотрят малолетки,
И зависть пусть сквозит из ихних глаз…
Слава Илима
…Водил Борис подростков и в «походы»
«Вооруженных чуть не до зубов»,
И шли в жару лесной дорогой «взводы»,
Стирая пот с позагорелых лбов.
И штурмовали мельницу на речке.
«Ура-а!» кричали чуть-чуть с хрипотой
Воинственные чудо-человеки
С мальчишескою внешностью простой.
А худощавый мельник бородатый.
На них глядел с глубокою тоской,
Он воевал с германцами когда-то.
Вернулся с покалеченной рукой.
— Зачем, — Борису бросил с укоризной
Старик, — ты мучаешь рубят, ядерна мать?
— Учу их дорожить своей Отчизной
И от врагов ее умело защищать.
Но, дед Трофим, такие настроенья
Приветствовать никак я не могу,
И заявляю с явным огорченьем —
Они на радость нашему врагу,
Сказал Борис и посмотрел на деда
С досадным выражением в глазах…
И словно предлагая пообедать,
Сияло светом солнце в небесах.
Пейзаж тушамский — это загляденье!
Сюда бы живописца пригласить, —
Остался бы доволен, без сомненья,
А нас такой пейзаж в душе носить.
У мельницы зеленую полянку
Пересекает мягкость колеи,
Насвистывают птахи спозаранку
До вечера мелодии свои.