Выбрать главу

Нет, серьезно.

Даже не знаю.

Нет, просто смешно.

Ну, хорошо, я скажу.

Но мне стыдно, честное слово.

Итак, что он понял? Он понял, что таким е-м он уродился.

Все.

Человек идеала

Жил-был человек, который искал идеал. Вернее, это была женщина, поэтому правильнее сказать: жила-была.

Итак, жила-была человек, которая искала идеал. Она очень хотела выйти замуж. И ей, бывало, кто-то нравился. Но она думала: «Да, он мне нравится, но просто нравится, он не идеал, я выйду за него замуж, но вдруг после этого встречу идеал? Я же почувствую себя несчастной!»

И она жила и не выходила замуж, хотя ей по-прежнему многие нравились.

И однажды этот человек шла по улице и увидела ясно свой идеал. «Вот это да! — подумала она. — Надо же!» — потому что уже не надеялась его встретить.

И она подскочила к нему с восклицанием:

— Вы мой идеал!

Эту историю мне рассказывал сосед по нарам в вытрезвителе. Он не закончил ее, потому что его позвали на шмон и допрос. И он почему-то не вернулся. Почему-то ходили слухи, что его убили при шмоне и допросе за его гордость и заносчивость.

Поэтому я не знаю, чем кончилась история. Почему-то мне тоже в ней грезится какое-то убийство или еще что-то в этом духе. Какая-то, в общем, кровь. Почему — непонятно…

Человек без ничего

Жил-был человек без ничего. Вы скажете: так не бывает, у каждого человека что-то есть; даже когда он только что родился, у него уже есть мама.

Но речь ведь не о том, что мы с вами считаем, а о том, что человек считает сам о себе!

Так вот, этот человек считал, что у него ничего нет.

Соберутся друзья, начинаются разговоры о том, о сем, и этот наш человек вдруг говорит: «А у меня ничего нет!»

Перестань, не гневи Бога! — возмущаются друзья. — У тебя есть то-то, то-то и то-то! Загибают пальцы, перечисляют, доказывают.

— А, бросьте! — машет в ответ человек. — Это все пустяки. Повторяю: ничего у меня нет!

И всем вдруг начинает казаться, что он прав. Всем начинает казаться, что все перечисленное в самом деле пустяки. И то, что у них есть, тоже пустяки, на самом деле у них тоже ничего нет!

Но однажды человек без ничего нарвался на одного писателя. Писатель был происхождением из провинции, легко догадаться, из какого города, и был очень умным. И он, услышав жалобы человека без ничего, что у него ничего нет, а потом восклицания друзей, что у него есть то-то и т-то, а потом его ответ, что это пустяки, закричал разъяренно:

— Кончай всем головы морочить! Ничего — это ничего! А пустяки — это пустяки! Прекрати всех злить и говорить, что у тебя нет ничего! Говори: у меня есть пустяки!

Тут друзья страшно обрадовались, что нашелся на зануду наконец дельный человек, который его урезонил. Но, как выяснилось, не урезонил. Потому что человек без ничего ответил:

— Вы, наверное, как все, думаете, что ничего — это то, чего нет? Ничего — это то, что есть. И вот его-то у меня и нет! Понятно?

Никто не понял, включая писателя. Но все догадались и смутились.

Человек без критериев

Жил-был человек без критериев. Он однажды проснулся и обнаружил, что все его критерии куда-то исчезли. Если бы он потерял память на вещи, как персонажи одной хорошей книги, тогда понятно. Эти персонажи сделали надписи. На столе: «стол». На стуле — «стул». На доме: «дом». И так далее. А на чем ставить надписи относительно того, что хорошо, а что плохо, что прекрасно, а что безобразно? А ведь без критериев хуже, чем без паспорта; даже из дома не выйдешь. Например, тебе мама с коляской с младенцем загораживает вход в лифт, а ты опаздываешь. Тебе, естественно, хочется маму оттолкнуть, а младенца вышвырнуть вместе с коляской. Но, имея критерии, ты этого не сделаешь. Критерии тебе подскажут, что положено или терпеливо подождать, не вмешиваясь, или помочь маме войти и вкатить коляску с младенцем.

Но наш-то человек это начисто забыл! Поэтому он заперся и, обложившись словарями и классическими книгами, долго писал в толстой тетради, что делать хорошо, а что делать плохо. Ориентировался на ключевые слова. Например: «Старуха. Помочь перейти дорогу. Уступить место. Не ударить по голове, когда она полчаса считает копейки у кассы перед тобой». Или про ту же маму с младенцем: «Мама с младенцем. Помочь войти. Вкатить коляску.»

Так он сидел и писал недели три. И наконец все написал.

И довольный вышел из дома. А было это восьмого апреля две тысячи третьего года; весна была, как вы помните, затяжной и холодной. Впрочем, как всегда. И на пруду, мимо которого шел человек, был еще лед, но подтаявший, рыхлый. А перед прудом, гуляя, стояла мама с коляской с младенцем. Стояла как бы в раздумье. Человек без критериев, улыбнувшись, полез в карман, достал тетрадь, быстро нашел ключевые слова и поступил соответственно: маме помог войти, а коляску вкатил. Мама и коляска с младенцем, естественно, стали тонуть. Человек без критериев хоть и был без критериев, но не без ума же! Он понял, что сделал что-то не то. И стал лихорадочно листать тетрадь, ища ключевые слова «пруд», «весна», «лед», «тонуть»… Но, поскольку был человек городской, то этих слов в тетради не оказалось. Так он и стоял, листая тетрадь, а мама с коляской с младенцем утонули.