Выбрать главу

Вскоре они были у кинотеатра. Судя по всему, закончился последний сеанс. Сколько же сейчас времени? Она не успела развить эту мысль, поскольку картинка за окном постоянно менялась. Машина свернула в пару проулков и, наконец, «Вольво» притормозил у одного из подъездов пятиэтажного дома.

Евгений весьма виртуозно припарковался и помог ей выбраться из машины.
Они шли пить молоко с овсяным печеньем.

У него двухкомнатная квартира на втором этаже, почти такая же, как и у нее, с той только разницей, что ее – съемная на двоих с подругой, а у него, судя по всему, его, собственная.
Разувшись, прошли в зал.

Ей хватило одного беглого взгляда, чтобы понять насколько давно здесь не было женщины. И в виду она в первую очередь имела уборку. Компьютер у окна, книжные полки, музыкальный центр, журнальный столик в центре комнаты, диван и модные сейчас кресла-мешки. И абсолютно все поверхности завалены журналами, дисками, книгами  и прочей ерундой. Евгений сгреб все с дивана, предложил присаживаться, затем таким же нехитрым способом освободил журнальный столик и придвинул его ближе к гостье.

Она достала бумажный пакет с печеньем и уютно устроилась в уголке дивана, облокотившись на спинку и скрестив ноги. Через некоторое время ее спутник вернулся с кувшином молока в одной руке и парой стаканов в другой. Пока она разливала молоко, он включил приятную музыку. Это было что-то народное, но совсем не русское. Они отсалютовали друг другу стаканами.
Сделав пару глотков, она замерла. В ее голове образовался странный, но требующий немедленного ответа, вопрос.

- Как ты думаешь, молоко с вином мешать можно?
- Думаю, можно. Если уж водку с пивом мешают, почему бы и не молоко с вином? Твое здоровье!
- Нет уж, мое здоровье и так в порядке, давай за ребят, все же у них праздник.
- За ребят! – поправился он.

Они выпили по полстакана молока и сгрызли по паре печенюшек. Он сидел совсем рядом, но, тем не менее, не касался ее. Ему это и не нужно было – взгляд был и так красноречив.

- Тебе лучше? – спросила она, довольно потянувшись и отвлекаясь от неуместных сейчас мыслей.
- Да, теперь значительно лучше.
Она улыбнулась в ответ.
- Хотя нет, не совсем. Сейчас бы пачку фисташек и хороший фильм!
- Молоко и фисташки? Это уже извращение!
- Ну, фисташки можно и в другой раз, а от хорошего кино я бы не отказался.
- Так гораздо лучше! А что за фильм ты бы хотел посмотреть?
- Не знаю, я пока не решил, но это должно быть что-то действительно стоящее.
- Запросы у тебя! «Терминатор» вот тоже фильм стоящий, но я сомневаюсь, что ты его имел в виду.
- Ты права, не его.
- И не «Звездные войны», - продолжила она свои размышления, забыв и о молоке, и о печенье, пытаясь вспомнить, какое кино лично для нее является стоящим. – Я с удовольствием посмотрела бы «Салон красоты», его еще «Английский цирюльник» называют. Не могу тебе сказать, насколько это действительно стоящее кино, но мне очень нравится. Мне вообще нравятся фильмы с Аланом Рикманом, он потрясающий актер.
- Значит, «Салон красоты». Я не слышал о нем.
- Жаль.
- Значит, его и посмотрим. Только, боюсь, не сегодня.
- О, не беспокойся, на сегодня мне уже хватит впечатлений!
- Что ж, тогда до завтра я обязательно этот фильм найду.
- Не нужно, он есть у меня дома.
- Ты серьезно?
- Вполне. У меня есть все фильмы, которые я считаю стоящими.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он с сомнением посмотрел на нее.
- Ну, хорошо. Почти все, - сдалась она. – По крайней мере, большая их часть.
- Это здорово. Могу я спросить?
- Конечно.
- О чем этот фильм?
- «Салон красоты»? Знаешь, я, на самом деле, не люблю рассказывать, о чем фильм. Давай лучше сначала посмотрим его, а потом обсудим, если захочешь.
- Давай. Еще хочу спросить. Почему ты не любишь рассказывать о фильмах?
- Не только о фильмах. О книгах, о музыке. О любом творчестве. Пересказывать события до того, как человек сам все увидит, это словно отнимать часть силы, захватывающей энергии у произведения.

Он на мгновение задумался.
- Хочешь сказать, что каждый последующий пересказ обесценивает творчество?
Теперь задумалась она.
- Говорят, каждая фотография отнимает у человека частичку души. Я считаю, что с произведениями происходит то же самое.
- Я не смог бы сказать лучше. Сразу видно, кто из нас учитель.
- Преподаватель, - снова поправила она его, - и ты мне бессовестно льстишь, на самом деле. Когда я выбирала, кем быть, преподаватель во мне не без труда придушил романтическую натуру, не желающую учиться вообще.
И она вновь погрузилась в молчание.