– Сейчас дожди кислотные, все твои обновы после пары таких стирок в дырах будут.
– А они и так в дырах, – мрачно усмехнулся Ильич.
Они добежали до подъезда. Савельевич промок наполовину, Ильич, в подтверждение своих слов, промок насквозь.
– Ну что у тебя там, – закуривая отсыревшую сигарету, спросил Николай.
– Вчера один пьяный тип устроил скандал в магазине "Искра". По описанию похож на твоего Стаева. Магазин этот тип посещает довольно часто и всегда покупает только водку. А забрала его из магазина никто иная…
– Как особа женского пола, похожая на Марию Радькину, – продолжил за Василия Савельевич.
– Правильно. Отсюда можно сделать вывод, раз там они появлялись уже не один раз, что живут где-то в близлежащих домах.
– У как, дедуктивный метод, – с иронией сказал Савельевич. Информация была пустая, ничего нового, впрочем нечто подобное от шифровальщика Ильича следовало ожидать. – Долго думал?
– Зря ты так. Запомни, пьяный никогда не пойдет далеко за водкой. У него нет проблемы, где купить, у него другая проблема – купить как можно быстрее, трубы горят, да и менты всегда рады новому клиенту.
– С этим ладно, меня интересует вот что. По твоим словам, человек похожий на Стаева сильно пьет, а ведь наш розыскиваемый отличался здоровым образом жизни. Что-то не сходится, может путаница какая.
– Не, не должно быть, его хорошо рассмотрели. Идентичность с фото наличествует.
– Рассмотрели? У тебя что, тоже агенты есть?
– А это уже секрет фирмы и к делу не относится, – состроил загадочное лицо Ильич.
– Тогда как мог непьющий человек за пару-тройку месяцев превратиться в закоренелого алкаша?
– Эх, Савельевич, Савельевич, молодой ты еще, жизни не знаешь, – тяжело вздохнул Василий, – жизнь и не таких ломала и не в такие сроки. За неделю из человека можно сделать говно. А ты говоришь… У твоего Стаева есть все предпосылки. Он таких дел наворотил, его вся полиция ищет. Представь, прожил себе человек четверть века и не разу даже дорогу в неположенном месте не перешел, а тут по своей дурости или не знаю из-за чего там еще совершил преступление. Его арестовали, и тут до него дошло, чем все может кончиться. Вся жизнь считай рушится. Теперь он в бегах, от каждого шороха шарахается, все планы в мусоропровод, будущего нет. В таких условиях может выжить только сильный. А он похоже слабый человек, вот его и придавило. Выхода он не видит, возможно, совесть гложет, вот и хлещет ее родимую, чтобы забыться. А она уже, поверь мне, делает свое дело в короткие сроки. Посмотри на меня, думаешь, я всю жизнь таким был: на помойке одевался, бутылки собирал? Я ж, друг мой милый, университет закончил, исторический факультет. Работал, семья была. Всему она, родимая, виной. На раскопки часто ездил, вдали от дома – тоска, попивать стал, сначала по маленькой, затем все больше и больше. Ко всему жена изменять стала, скучно ей одной дома было, я ведь месяцами в экспедициях. Узнал, еще больше пить начал. Вскоре разошлись, квартиру ей оставил, думал мне она ни к чему, все равно в разъездах. Дурак молодой, размениваться надо было. Она только того и ждала, зажила в свое удовольствие. А у меня совсем крыша съехала, пил беспробудно, в результате с работой пришлось расстаться. А ведь, было дело, кандидатскую писал. Жил у друзей, подрабатывал где мог, а потом и друзьям не нужен стал. Так вот.
Ильич замолк, утерев рукавом выступившую из правого глаза скупую слезу. Савельичу стало жаль своего агента. Раньше он как-то не интересовался судьбой Василия, полагая, что у всех подобных ему все одинаково – тюрьма и пьянка.
– Ты это, не унывай, придумаем что-нибудь, – с трудом подбирая подходящие слова, попытался успокоить товарища Савельевич.
Тут он заметил, что слезы с лица Василия стали катиться градом. Одновременно Николай почувствовал, что у него по лицу покатилась слезинка, затем другая. Ему стало стыдно, нельзя выказывать свою ранимую натуру перед агентом. В его глазах он должен быть твердым и сильным. Одна из слезинок докатилась до рта, и Николай к своему удивлению не почувствовал горячего соленого вкуса. Она была совершенно безвкусной к тому же холодной. Савельевич выругался, он понял, что это не слезы, а дождевая вода, скатывающаяся с волос. Савельич встряхнулся, придал голосу твердость и спросил:
– Слышь, Ильич, я давно хотел спросить, зачем ты в агенты пошел? Тебя же никто не заставлял.
– Это уже другая история, – улыбнулся Василий, – я с детства мечтал быть разведчиком. Но не судьба. Да и в полицию часто забирать стали, грозились посадить, уверяли, что найдут за что. Ну как бы навешают на меня не раскрытых висяков, сам знаешь. А я свободу люблю, посколько в душе свободный человек. Какая-никакая защита должна быть, во избежание подобных "случайностей". Ну и ко всему,как ты помнишь, та зима, когда я к тебе пришел, уж больно холодная была, а ты мне пятнадцать суток обеспечил для сугреву.