С подножки машины на ходу спрыгнул Шопен — командир отряда, бегом направился в сторону постов, где вперебой стучали выстрелы, с сухим треском разорвалась ручная граната. Бойцы горохом сыпанули с брони, рванули вслед за ним.
— Что происходит? Прекратить огонь! Ты что, сдурел, как мишень торчишь?! — Шопен, схватив пулеметчика за шиворот, рванул его за угол кирпичного сарайчика, в укрытие. — Где противник, кто дал команду стрелять?!
— Все нормально, командир! — От стены сарайчика отделились двое в вопиюще гражданских нарядах. Джинсы, футболки. У одного на плече — профессиональная видеокамера.
Шопен, потеряв дар речи, стоял и смотрел на это явление. Наконец, задавив себя и остановив гневно заигравшие желваки на скулах, он своим обычным ровным голосом спросил.
— Кто такие?
— Телевидение. Мы тут ребят попросили поработать в кадре. Третий день в городе, ничего интересного. Спасибо, ваши помогли.
Шопен развернулся к бойцам. Те стояли, переминаясь с ноги на ногу и понурив головы.
— Кто дал команду?
Молчание.
— Мой зам в курсе?
— Так точно.
Долгая пауза повисла в воздухе предгрозовым разрядом. Даже задиристый, разбитной наводчик АГС подтянулся, ожидая, что же сейчас произойдет.
— Хорошо, идите!
Дружный облегченный вздох вырвался из десятка молодых могучих легких.
— Да нам бы надо еще… — начал один из телевизионщиков.
— Вам нужно, чтобы шальной пулей кого-нибудь завалило в результате вашей клоунады? Чтобы сюда через час десяток комиссий понаехал разбираться, кто нарушает приказ командующего гарнизоном, открывает огонь без разрешения? Чтобы опять местные шум подняли! Мы только-только с ними отношения наладили. Вы же (с нажимом на «вы») вещаете, что мы на мирной российской территории конституционный порядок наводим. Что здесь войны нет. Так какого… — Шопен еле сдержался — вы нам ее здесь устраиваете. Вон, полюбуйтесь — уже делегация идет!
И точно: от крайних домов частного сектора неспешно шли несколько стариков в папахах, один опирался на посох. Впереди бежал молодой парень, размахивая руками и что-то крича.
— Но ваш заместитель…
— Вот вместе с ним на пару теперь и объясняйтесь. Пастор!
— Я!
— Найди зама, я жду его в штабном кубрике.
Минут через десять из штабного помещения в расположении ОМОН, выполнявшего заодно и роль столовой, вышел заместитель Шопена. Тяжко вздохнув, он классическим российским жестом полез было в затылок, но заметив насмешливые взгляды бойцов, резко сбросил руку и с разобиженным видом пошел на выход, покурить, успокоиться.
Жизнь в Грозном шла своим чередом.
У частных домов напротив комендатуры, у ворот, покуривая и неспешно, солидно беседуя, на корточках сидели мужчины. Время от времени они исподлобья бросали внимательные, цепкие взгляды на КПП комендатуры, на выезжающий и заезжающий транспорт. Вот двое встали и пошли в дом. Из тех же ворот, с огромной надписью мелом «Здесь живут люди!», немедленно вышли двое других, помоложе, и уселись на месте ушедших.
Женщины, перекрикиваясь пронзительными голосами, хлопотали в огородах, развешивали белье, энергично выметали и без того чистые бетонированные дворы. Несколько молодаек, похихикивая, сплетничали у одного из дворов. Половина из них держала на руках грудных малышей или покачивали коляски. У остальных, несмотря на свободный покрой цветастых платьев, заметно выдавались большие животы. Почти за каждую цеплялись еще один-два карапуза, неуверенно топающих вокруг матери.
Пацаны постарше бойко торговались со скучающими на внешних постах комендатуры бойцами. Товар был обычный: жвачка, сигареты, «Сникерсы». Один даже притащил с недалекого рынка вафельный торт и настойчиво совал его бойцам.
Те отбрыкивались:
— Может твоему торту сто лет. А может он с отравой.
— Не-е! Бомба есть, отравы нет!
— Дорого просишь. На рынке дешевле.
— Э-э-э! Зачем на рынке? Зачем ходить. Так покупай, я что даром бегал?
— А я тебя просил?
— Э-э-э! Если такой бедный, зачем на войну поехал? Ехай домой деньги зарабатывай!
— Ну ладно. Тыщу сбросишь?
— Зачем? Деньги бросать нехорошо!
Видно было, что торговались просто так, больше из интереса. Торт пацану скорей всего дала работающая на рынке мамка. А соскучившихся за нормальной жизнью, за младшими сестренками и братишками парней забавляла нахальная экспрессия юного спекулянта. Каждая его реплика вызывала у спорщиков новый прилив смеха.