Мария Ефимовна Дмитриева — самая старшая по возрасту среди всех членов бригады. Она говорит редко, не торопясь. Объясняя, подкрепляет слова широкими жестами. Так говорит человек, который знает, что к его слову прислушиваются.
У нее есть мальчик. Бывает, что мать разрешает ему придти в цех. Обычно он появляется перед самым концом смены. Мария Ефимовна берет его за руку, показывает, как делается обувь. В такие минуты глаза ее искрятся тем особенным материнским светом, в котором соединено воедино и гордость за свою работу, и гордость за сына, за всю свою честную жизнь.
— Все для вас стараемся, — обводя рукою цех, говорит сыну Мария Ефимовна, и это звучит так, как: «Цени это, сынок».
А на этот раз Мария Ефимовна не стала объяснять сыну, как делаются ботинки. Мальчик не обиделся. Он видел: мать занята.
Мария Ефимовна окликает Шуру.
— Возьми-ка заготовку, Саша, — говорит Мария Ефимовна.
Та, недоумевая, берет заготовку в руки.
— Ну-ну, прострочи ее, — предлагает женщина. Все еще ничего не понимая, Шура садится за машину, строчит союзку. Вот она кончила, потянула заготовку на себя, отрезала нитку.
Мария Ефимовна берет у бригадира заготовку, за которой тянется отрезанная нитка. Женщина ножницами отрезает ее и не бросает, как обычно, а, взяв за концы, растягивает.
— Понимаешь? — спрашивает она.
Шура поняла: если совершенно не оставлять нитки — получится экономия. Она жмет руку Марии Ефимовне.
— На первый взгляд, мелочь — а подсчитай, сколько ниток пропадало даром, — радостно говорит та. — А вот еще, — продолжает Мария Ефимовна, — если нам как следует отрегулировать машины, они будут работать без пропусков. Ведь у нас как рассуждают? Пропуск, мол, как ошибка, не страшен, когда он во-время замечен. Всегда можно повторный шов сделать. А что такое повторный шов? Это перерасход ниток. Вот на этом, мне кажется, тоже можно экономить…
Аня Соколова ехала в трамвае. Весело позванивая, вагон мчался мимо новых, сверкающих белизной домов, мимо витрин магазинов, двери которых были широко открыты.
На остановке с передней площадки в вагон шумно вошла старушка. Она держала на руках шестилетнего мальчугана, который отчаянно болтал ногами.
Аня торопливо приподнялась, уступая место вошедшим. Усевшись сама и усадив внука, старушка огляделась и громко заговорила.
— В магазине была, — объявила она, — внуку ботиночки купила.
Она развязала тесемку, вынула покупку и, вертя их в руках, продолжала:
— И до сих пор возмущение берет, — конечно, продавец не виноват, я на него зря накричала. Ну, а те, которые делают это. Посмотрите, кожа хорошая, подошва крепкая — все такое, что и желать лучше не надо. А работа?
Старушка сердито насупилась.
Аня взглянула на ботиночки. Она сразу же заметила недостаток — союзка была пришита дважды, вторая пристрочка не совпала с первой.
— Конечно, второй сорт, меньше денег заплатила, но кто же дал право из такой кожи второй сорт делать? — возмущалась старушка.
— Бывает, — примирительно вставил высокий человек с кожаным портфелем.
— Нет, не должно быть! — горячо возразила старушка, — Никто не имеет права народное добро портить.
Аня рассказала Шуре о случае в трамвае.
Шура собрала подруг.
— Вся продукция, выпускаемая нами, — говорила она, — должна быть первосортной. Это — тоже борьба за снижение себестоимости. Здесь нет мелочей. Если, к примеру, Рая Пашнина неправильно пристрочит язычок или Ваня Шутов некрепко вставит блочки — снизится сортность обуви, повысится ее себестоимость. Те ботиночки изготовлены не нами, но разве у нас не может быть такого случая, когда союзка будет пристрочена не по центру.
— Конечно, может быть, — отозвалась Аня Болотова. — Мне думается, что надо раз и навсегда договориться с бригадиром подготовительного цеха, чтобы центр союзки обозначали более четко. Ведь это так просто.
Александра делает заметку для себя: надо сходить в раскройный цех — и с удовольствием вслушивается в слова девчат. Они стали другими, изменились ее подруги за последнее время. В каждой девушке появилось что-то новое: возросла требовательность к себе, к другим, повысилась ответственность за выполняемую работу.
«Вот так все новое, примененное в труде, улучшает, возвышает нашего человека, — думает Александра. — Все вперед и выше идет наш человек. «Вперед и выше» — чьи это слова? Ах да, ведь это же слова Алексея Максимовича Горького…»