Мы добираемся до конца нагорья. Тимоти включает поворотник и въезжает в этот маленький городок Санта-Клауса. Хотя я живу здесь уже две недели, до сих пор почти не бывал в центре. Большую часть времени я пробирался через снег в горах, пока не промокал до такой степени, что требовалось два часа в горячей воде, чтобы снова разморозить мои замёрзшие вены. Джорджия открыла на моё имя кредитную карту «Американ экспресс», чтобы я мог получить доступ к семейному счёту, и заявила, что мне следует изучить район бутиков. Я твёрдо решил прогуляться по городу, а затем вернуться домой с одеждой, в которой буду чувствовать себя комфортно. Чтобы ещё немного побыть собой.
Мягкое сидение цвета «дуб честерфилд» издает лёгкий скрип, когда я меняю положение, чтобы придвинуться к окну. Сначала я думаю, что светлячкам стало комфортно в Аспене, пока не понимаю, что это тёплые огни фонарей, золотые лучи которых просвечивают сквозь сильный снегопад. Сейчас только октябрь, но здесь снег идёт почти круглый год. Ярко сияют обёрнутые гирляндами голые стволы деревьев. Мы проезжаем мимо освещённой площади с высокой колокольней, поворачиваем у углового здания с неоновой вывеской, на которой красочными буквами написано «Закусочная у Кейт». Но буква «K» не горит, так что осталось «Закусочная у ейт».
В какой-то момент расстояния между домами начинают увеличиваться, а потом и вовсе встречаются только отдельно стоящие здания. Вскоре и они перестают попадаться на дороге, которая ведёт к горе Баттермилк. Здесь много дорогих автомобилей, поскольку в Аспене живёт много богатых людей. Мы паркуемся за «Порше», и когда я выхожу, мои суперкрутые туфли увязают глубоко в снегу. Я сжимаю зубы и изо всех сил стараюсь не морщиться, застёгивая пуговицы на пальто и шлёпая за своими новыми родителями. Наверное, присутствующие на этом мероприятии будут задаваться вопросом, почему Аддингтоны усыновили двадцатидвухлетнего мужчину. В таком возрасте подобное случается редко. Я ненавижу мысль о том, что меня посчитают ничтожеством. Примутся нашёптывать слова вроде «достойный сожаления», «бедный мальчик», «двадцать два года, а он не способен позаботиться о себе».
Между тем, это уже не так. Я вполне могу позаботиться о себе. Всегда мог, а теперь особенно. Я получаю запросы на рекламу и на работу моделью. Причём от всемирно известных компаний. Усыновление не стало для меня вопросом материального обеспечения или крыши над головой.
Важнее для меня было исполнение заветного желания.
Для меня значение имела семья. Так же, как для Джорджии и Тимоти. Они не должны подвергаться критике за то, что чувствовали себя неспособными растить младенца или малыша постарше. Большинство в курсе, что в то время Джорджия потеряла ребёнка из-за тяжёлой формы ветряной оспы. Но мало кому известно, что дочь сводила её с ума все эти три года. Сначала неунимающийся младенец. Потом не знающий покоя ребёнок. Джорджия как-то упомянула, что достигла черты. Стала тенью самой себя. Она сказала, что никогда в жизни не сможет пережить подобное снова. Тем более что, как сама со смехом призналась, она была бы уже слишком стара для этого.
Сквозь ледяной воздух до меня доносятся звуки. Я поднимаю взгляд и понимаю, что мы приехали. Деревянный фасад здания выкрашен в красный цвет, ставни и дверные косяки – в белый. Странно, что в какой-то уединённый сарай мы направляемся в дорогой одежде, но чем больше я слышу об этом городе и его жителях, тем сильнее моя уверенность, что здесь всё ненормально.
– Привет, – внезапно слышу я рядом с собой. – Оскар, не так ли?
Остановившись перед калиткой в деревянном заборе, я отвечаю:
– Да. Привет.
Джорджия и Тимоти оборачиваются почти одновременно. Они улыбаются парню в ботинках «Панама Джек» и пуховике. Он кажется мне знакомым, но я понятия не имею, откуда. Лишь мысленно отмечаю, насколько у него симметричное лицо.
– Привет, Нокс.
«Нокс… Нокс… не-а, не припоминаю».
Парень улыбается в ответ.
– Отец уже внутри. В передних рядах. Он занял вам два места.
– Отлично, – потирает руки Тимоти. – Пойдём, Джорджи, не хочу пропустить ставки.
– Ставки? – повторяю я в замешательстве, но они уже впереди, и свистящий ветер уносит мой голос.
Рядом со мной шагает Нокс, утопая в снегу и засунув руки в карманы брюк.
– Иногда мы заключаются пари, сколько времени пройдет, прежде чем у Уильяма случится первый приступ бешенства.
– Приступ бешенства?
Нокс смеётся.
– Пойдём внутрь. Позже поймёшь, что я имею в виду.
– Окей.
Снег хрустит под ногами, когда мы идём к сараю. Я открываю дверь слишком резко и едва успеваю удержать её от удара о фасад. Нас встречает шум разговоров, тёплый воздух и запах сена, духов и китайской еды. Я оглядываю комнату, но нигде не вижу буфета.