Все равно что пытаться продолжать свои дела с топором, засевшим в черепе.
15. Отпуск
Я справился, разумеется, потому, что публично предаваться отчаянию — непрофессионально. И только к концу последнего заседания в тот день выдержка начала меня подводить. Я дергался, потел, хлопал по карманам в поисках ключей, и не успели мои коллеги одобрить протокол собрания, как я уже вскочил, схватил мобильник, извинился, пробормотал какую-то отговорку и рванул к двери, спотыкаясь на ходу и протащив за собой стул.
Наши кабинеты и лаборатории построены вокруг площадки, названной, смеха ради, Пьяцца и гениально спроектированной так, чтобы туда не попадал солнечный свет. На плешивом газоне, топком и мокром зимой, засохшем и пыльном летом, расставили неудобные бетонные скамейки, вот я и расхаживал между ними, меря шагами это безлюдное пространство, прикрыв рот рукой, на глазах у моих коллег.
— Придется нам отменить Большое турне.
— Там видно будет, — вздохнула Конни.
— Не можем же мы путешествовать по Европе, когда такое висит над нами. Тоже мне удовольствие!
— А мне кажется, нам все-таки следует поехать. Ради Алби.
— Ну да, лишь бы Алби был счастлив!
— Дуглас, давай поговорим об этом, когда я вернусь с работы. Мне нужно идти.
Конни работает в учебном отделе известного лондонского музея, поддерживает связь со школами, сотрудничает с художниками и выполняет другие обязанности, в которых я плохо разбираюсь. И тут вдруг я представил, как она ведет приглушенный разговор со своими коллегами — Роджером, или Аланом, или Крисом, щеголеватым маленьким Крисом, в жилете и очочках. Наконец я ему сказала, Крис. Как он воспринял? Не очень хорошо. Дорогая, ты поступила совершенно правильно. Наконец ты избавишься от этой Пустоты…
— Конни, есть кто-то другой?
— О, Дуглас…
— Из-за этого весь сыр-бор? Ты уходишь к другому?
— Поговорим дома, — устало произнесла она. — Однако не в присутствии Алби.
— Ты должна сказать мне прямо сейчас, Конни!
— Никакого другого нет.
— Это Крис?
— Что-что?
— Маленький Крис, жилетный Крис!
Она рассмеялась, а я подумал: как она может смеяться, когда у меня из черепа торчит топор?
— Дуглас, ты ведь знаком с Крисом. Я пока в своем уме. Никакого другого нет, тем более Криса. Это дело касается только тебя и меня.
Я так и не понял, стало мне от ее слов лучше или хуже.
16. Помпеи
Все дело в том, что я любил свою жену так сильно, что не мог выразить словами, а потому редко это делал. И хотя я не очень об этом задумывался, но всегда предполагал, что мы закончим наши жизни вместе. Разумеется, это неосуществимое желание, потому что, если не считать катастроф, кому-то приходится уходить первому. В Помпеях сохранился знаменитый артефакт — мы намеревались посмотреть его во время нашего Большого турне, запланированного на лето, — двое влюбленных лежали тесно прижавшись, тела свернулись клубочком, словно кавычки, когда со склонов Везувия скатилось ядовитое облако и засыпало их горячим пеплом. Не мумии и не окаменелости, как некоторые считают, а трехмерная пустая форма, оставшаяся после того, как тела разложились. Разумеется, нельзя узнать, кем были эти две фигуры — мужем и женой, братом и сестрой, отцом и дочерью или, может быть, любовниками. Но мне кажется, что этот образ предполагает только брак; покой, близость, спасение от сернистой бури. Не слишком веселая реклама для брака, но в то же время неплохой символ. Конец был страшный, зато они остались вместе.
Но вулканы в нашей части Беркшира встречаются редко. Если одному из нас предстояло уйти первому, я искренне надеялся, что это буду я. Сознаю, звучит зловеще, но подход казался мне правильным, разумным, поскольку моя жена… она дала мне все, что я когда-либо хотел, все хорошее, стоящее, и мы вместе прошли через многое. Представить себе жизнь без нее я не мог. В буквальном смысле. Для меня это было немыслимым.
Поэтому я решил, что этого нельзя допустить.
Часть вторая
Франция
— А вечером у камина стоит вам поднять глаза — и я тут возле вас, и стоит мне только поднять глаза — и вы тут со мной.