С горьким шумом несется Земля,
Чернотою пространства сверля.
И не ты ли, Кавказский хребет,
И не ты ль, позвонок Пиринеев,
Под тюремной луной коченея,
Видишь тени грядущих планет.
И скрипят, как финляндские сосны
Наши мертвые жадные весны.
1918 г.
Москва.
«На золоте снега…»
На золоте снега
Черный уголь злобы моей
Чертит с разбега
Косу для убийства людей.
И пряные, пышные кости,
Как гроздья гигантских шагов
Кадят расцветающей злости
Кадильницей наших голов.
И Ты, бушевавший когда то,
Распятый за злобу людей,
На белые руки Пилата
Глядишь тишиною ночей.
На золоте снега
Черный уголь злобы моей
Чертит с разбега
Косу для убийства людей.
24 ноября 1918 г.
Москва.
Александр Кусиков
«Разбилось небо черепками звезд…»
Разбилось небо черепками звезд,
Зевнул усталой позолотой месяц…
О, если б вбить в рассвет алмазный гвоздь
И жизнь свою на нем повесить!
И в заводь зорь предутренних молитв
Ладони дня мне вознесут смиренье, –
Я, буревестник ятаганных битв,
Познал тоску подбитого оленя.
18/VII 1919 года
«Виснет день виноградной кистью…»
Виснет день виноградной кистью
Сквозь просинь зелено-стеклянный –
Лесным болотцем глаза мои киснут,
А в душу никто не заглянет.
Все чужими проходят мимо…
Любимый?
Любимого нет –
В траур дум моих Белое Имя
Заронил я на белом коне.
Каждый вздох мой священным колодцем
Хочет небу о чем-то сказать, –
Подбитым галчонком клюется
В ресницах скупая слеза.
Всхлипнула злоба двуглавым.
Разве в злобе забвенья искать?..
И в небо сегодня плавает
Треугольным отлетом тоска.
Журавли меня тоже покинули.
Серой люлькой качнувшись в окне –
Кто разбил черепок мои глиняный,
Мое счастье в горах на плетне.
1/VII 1919 года.
«Так щурясь в подресничный гребень…»
Так щурясь в подресничный гребень,
Тонуть в канве скользящих дум –
Упругий звон. – Тоскует ум
Подбитым коршуном на небе.
И этот облачный самум –
Поющий траур черный лебедь.
И день как в выпеченном хлебе,
Расстресканным горбом угрюм.
Бессилен я под облаками,
Как пращей выброшенный камень –
К любимому возврата нет.
Ступней секунд шагает рок…
Пусть молот дня вобьет в сонет
Четырнадцать тревожных строк.
29/IV 1919 года.
«Затеряться, забыться мне где бы…»
Затеряться, забыться мне где бы,
Как в плетне черепок кувшина –
Я люблю предвечернее небо,
Когда лапу сосет тишина.
Я люблю, когда вымытой шерстью
Уплывают в затон облака,
Когда выронит ветер свой перстень
И опустит туман рукава.
Быть неслышным, никем незамеченным,
На луну заронить свою тень…
Если б мог я рябиновым вечером
Черепком затаиться в плетень…
28/VI 1919 года
«Месяц-пастух запрокинул свой красный башлык…»
Месяц-пастух запрокинул свой красный башлык,
Возвращаясь в аул на пробудную встречу птиц. –
Облака за рассветный плетень зашли
Синим стадом его буйволиц.
Щиплет шерсть на матрацы туман,
Заплетает березка косички,
Спрыгнул с крыши облезлый барак,
Родные орлы в перекличке.
О, четки, янтарные четки мои,
Это вы мне нащелкали детство!
Старым коршуном грусть мои думы таит…
Где ты, мудрый, с легендами, дед мой?
В этот город взъерошенный, в этот город чужой,
Занесен я оторванной тучей.
Не сдержать мне медведицей, звездной вожжей
Табуны моих дней бегущих.
VI/1919 года
«На цыпочках день уходит…»
На цыпочках день уходит,
Шепелявит листва в зарю…
В закатную тайну исхода
Я свою жизнь растворю.
Буркой я ночь запрокину,
Опояшусь дымкой веков.
Растворюсь я в небесный иней
Туманов седых стариков.
Звездной молитвой прольется
Небо – священный Коран.
Я увижу, как облак пасется
Любимый Аллаха баран.