— Я… я… Ча-ча-паев…
— Вот я тебе покажу Чапаева! — разозлился киномеханик и вывел его из клуба за ухо, а в коридоре, где было полно народу, объявил: — Видали его? Он Чапаев!
Стоит ли говорить, что вслед за Санькой таким же образом был выдворен из клуба и я. А про Саньку с тех пор и пошло: Чапаев да Чапаев. Только кто же на такое станет обижаться?
Основные «военные» действия происходят на выгоне у ручья. Выгон словно нарочно придуман для этого. Заросли репейника, крапивы, конского щавеля тут такие — хоть волков гоняй. Это дает возможность нашим «войскам» скрытно передвигаться, устраивать засады и ходить в разведку.
Есть на выгоне и такое местечко, как Глинище. Там вся наша деревня копает глину для разных нужд: кому в хлеву дырку замазать, кому трубу подладить, кому печь переложить. Копали ее наши прадеды, деды, копают и отцы. Кто корзиной, кто ведром, кто на подводе — и перетащили люди в свои хаты и на дворы чуть не полвыгона. Теперь там яма на яме. И ямы не обычные, а с разными подкопами и пещерами.
На Глинище мы соорудили крепость. Выбрали подходящую яму, натаскали сухих комьев глины, дерна, что нарыли свиньи, — и получились стены. Целых два дня развевалось над ними наше непобедимое знамя. А теперь там засели хуторяне: Петька Смык и его смыковцы. Так что маневров сегодня не предвидится, а будет штурм.
— Играй возле дома! — приказал я Глыжке. А он насупился и тоже рвется в бой.
— А, пусть идет, — великодушно разрешил Санька.
Вскоре собралось все наше войско. Кроме нас с Санькой и Глыжки здесь были Коля Бурец, Митька Малах и еще с десяток ребят поменьше.
Боевые действия начались атакой. Хуторяне встретили нас дружными залпами, пустив в ход куски дерна. Бросились врассыпную с тревожным гоготом гуси. Коза, пасшаяся неподалеку от крепости, сорвалась с привязи и с жалобным меканьем потащила домой веревку с железным шкворнем. По дороге ее обошел белолобый бычок. Мы наступали и отступали, наступали и отступали хуторяне, были кавалерийские атаки и засады, синяки и шишки, рукопашные схватки и порванные штаны, скрытные отходы и колючки репейника в коленках и ладонях.
Уже с луга проехали на подводах девчата с песнями, прошли утомленные косари, вернулись с пастбища коровы, а битва на Глинище не кончалась. Была угроза, что она затянется до ночи. И лишь Санькина мать установила мир на земле. Она пришла на поле боя с лозиной, и наш Чапаев, делая обходные маневры, пустился домой. Тогда и остальное войско вспомнило, что оно еще не обедало, хотя пора уже ужинать.
Нас с Глыжкой встретили дома далеко не так, как встречают победителей, особенно меня.
— Что, явился? — хмуро спросил отец. — Вот уж беда моя. Хоть ты ему кол на голове теши.
— А боженька! — оглядев нас с ног до головы, только и сказала мать.
Бабушка, как всегда, пророчит:
— Не к добру они развоевались, Ой, не к добру!
5. МЫ С САНЬКОЙ — БЕЗОТЦОВЩИНА
Не успели мы привыкнуть к электричеству, как Иван Буслик и еще какие-то мужчины снова начали лазить по столбам и тянуть новые провода. Однажды они остановились и возле нашего двора. Ноги у Буслика — как бригадирская «коза», которой меряют поле. Прошагал он раз-другой от столба до хаты, измерил расстояние, а потом поставил между окнами лестницу и давай орудовать сверлом. Бабушка всплеснула руками:
— Да что ж это ты, хлопче, снова стену дырявишь? Зимой же весь дух из хаты вон выйдет.
А Буслик сидит на лестнице и зубы скалит:
— С музыкой, старая, жить будешь. Попляшешь — глядишь и согрелась.
И верно, вскорости зазвучала в хатах музыка. У Саньки радио круглое и черное, как сковорода. А у нас в красном углу, под образами, стоит небольшой ящик. Покрутишь ручку, и этот ящик как врежет «Лявониху», так почище получается, чем у Адама, известного на всю деревню гармониста. А то и сказку расскажет: «Жили-были дед да баба…»
Глыжка на это чудо надивиться не может. Я и сам никак в толк не возьму, почему оно говорит: язык там какой-нибудь железный есть, что ли?
Выбрав момент, когда в доме никого не было, мы с Глыжкой решили посмотреть, как устроено радио. Отодрали клещами заднюю стенку ящика и залезли внутрь чуть ли не с головой. Никакого языка там не оказалось: одни железки да проволочки. Попробовали гвоздем — прилипает.
— Магнит, — объяснил я Глыжке.
Мы рассматривали радио, ощупывали со всех сторон, пока оно не испортилось. Круть-верть — молчит, верть-круть — как в рот воды набрало. Кое-как сгребли все в кучу и ходим сами не свои.