— Возьмите Северьяна на Яго! Из него и Отелло бесподобный выйдет, если ваксой вымазать, — пошутил Владимир, скашивая глаза на друга: не обиделся ли тот. Но Северьян невозмутимо хрустел соленым огурцом и лишь улыбнулся в ответ. Зато Агронский искренне обрадовался:
— Так вы знакомы с Шекспиром! Видите, я ведь говорил, что вы не простой… м-м… человек. Ладно-ладно, вопросов задавать не буду, сам не люблю… А в театр все-таки приходите! Я поговорю с Чаевым, возможно, найдется работа. А засим позвольте откланяться: уже полчаса как опаздываю на репетицию. Вечером даем «Макбета», а я роли в глаза не видел… Прощайте! Непременно приходите сегодня же!
— Что скажешь? — задумчиво спросил Владимир, провожая глазами высокую фигуру в берете. Северьян доел огурец, допил вино. Пожал плечами.
— А я чего? Как сами желаете. Только глядите: зима на носу. Пока до Крыма доберемся — хвосты приморозим, запоздали мы с вами в этом году. А в этом тиятре, ежели по-умному зацепиться, перезимовать можно будет.
— Как зацепиться, дурак? — засмеялся Владимир. — Ты что, на сцене играл? Или я?
— Вы и арбузы на пристани грузить тоже не обучались, — спокойно отпарировал Северьян. — А вона как здорово кидали, больше меня денег получали. Чем это актерство тяжельше, скажите? Знай скачи да слова всякие болтай, а тебе еще и хлопают! Даже я смогу.
Спорить с Северьяном было бессмысленно, но вопрос о зимней квартире действительно стоял ребром, и Владимир подумал: почему бы и нет? Вечером они с Северьяном сидели на галерке, смотря «Макбета» и наблюдая за бегающим по сцене Агронским в невероятном балахоне. Северьян, мало понимающий драматичность средневековой пьесы, сначала смеялся, потом заснул, и Владимиру приходилось несколько раз чувствительно толкать его локтем под ребра, чтобы тот не храпел на весь театр. А наутро Владимир уже стоял перед антрепренером Чаевым — невысоким толстеньким человечком с обширной лысиной и нимбом стоящими вокруг нее седыми волосами. Агронский был прав: с такой внешностью антрепренеру играть Карла или Макбета было никак нельзя.
Оказалось, что вчерашняя история с портмоне была уже известна, благодаря Агронскому, всей труппе, и вскоре в тесный, пыльный, заваленный до потолка бутафорскими вещами кабинет антрепренера набилась куча народу. Все дружелюбно рассматривали Владимира, протиснувшийся Агронский тут же перезнакомил его с лохматыми трагиками, толстыми комиками и хихикающими драматическими инженю, Владимир был приглашен в театральную столовую позавтракать с труппой, и Чаев своим неожиданно низким для такой комической фигуры басом пророкотал:
— Выйдете вечером в «Разбойниках»… пока, разумеется, не Карлом. Одним из бродяг. Роль бессловесная, пообживетесь на сцене, а далее видно будет. Может, и Гамлета сыграете!
Владимир усмехнулся, но — согласился. На вечернем спектакле он вместе с другими статистами сидел в живописных лохмотьях на заднике сцены, ожидал появления Роллера, сорвавшегося с виселицы, — Агронского — и с некоторой досадой слушал, как с галерки знакомый голос орет оглушительно:
— Браво, Владимир Дмитрич, ваша милость, браво-о-о!
В дальнейшем ему удалось уговорить Северьяна не голосить хотя бы посреди действия, но на все спектакли Северьян ходил исправно и при необходимости мог один заменить целую клаку. Они сняли полдома на тихой улочке рядом с театром (вторую половину занимал Агронский с женой — хрупкой глазастой инженю) и зиму прожили безбедно. Владимир, никогда не подозревавший в себе таланта, вскоре начал играть значительные роли. Впрочем, это происходило благодаря не столько его сомнительному дарованию, сколько внешности и хотя бы приблизительному знанию классических пьес, которые Владимир, как и все, играл не заучивая, — «под суфлера».
Театральный народ жил весело, бедно и дружно. Более или менее значительные доходы имели только ведущий трагик Агронский и исполнительница первых женских ролей Мария Мерцалова, красавица лет двадцати пяти, темной, степной и смуглой прелести, с черными, влажными глазами и великолепным контральто. В трагических ролях Катерины Кабановой, леди Макбет или Гертруды ей не было равных. Остальные же получали крошечное жалованье, едва сводили концы с концами, кое-как умудрялись платить за квартиру, питались чаем с вареньем (дамы) и водкой с солеными огурцами (мужчины) и щедро делились друг с другом всем, что имели. Владимиру эта жизнь нравилась; тем более что опасения его не сбылись и никто, даже желающие знать все и обо всех молоденькие статистки, не задавал ему вопросов о его прошлом. Здесь это было не принято.